безголовыми курами и битой дичью. Продавцы, как один здоровые, кровь с молоком, с закатанными выше локтей рукавами, громко расхваливали свой товар. Они руками вылавливали рыбу из кадушек, сноровисто, с хеканьем, вырубали топориками понравившиеся покупателям куски и совали их прямо под нос, вздымая тучи перьев, размахивали тушками рябчиков и перепелов. Над всем этим мясным великолепием уныло роились осенние мухи. Мясные ряды мальчика не интересовали. Даже если удастся стянуть с лотка кусок мяса, сырым его не сжевать.
Дальше румяные пухлые женщины, до бровей закутанные в теплые платки, продавали молоко, странный рассыпчатый сыр, который они называли «творог», и сметану – прокисшее молоко, непонятным образом доведенное до густоты андалузского гаспачо. За товаром они следили внимательно, но смотрели на черноволосого обтрепанного мальчугана с жалостливым интересом. Наверное, если бы он попросил или хотя бы просто остановился и взглянул на еду голодными глазами, какая-нибудь сердобольная торговка дала бы ему немного. Но попрошайничать потомку испанского дворянина даже в голову не приходило.
Чуть дальше мальчик едва не налетел на странного типа – продавца пряников. Это был высокий сутулый человек с холодными голубыми глазами над крючковатым носом и с черными волосами, обрамлявшими длинное бледное лицо. Кутаясь в какую-то дерюгу, он стоял чуть в стороне от гудящей толпы, выставив в проход висящий на шее ящик с товаром, Торговец не кричал и товар свой не расхваливал, иногда пронзая толпу таким колючим взглядом, что, натыкаясь на него, люди шарахались в сторону. Завидев этого человека, мальчик пригнул голову и юркнул в толпу. Почему-то ему очень не хотелось, чтоб странный продавец обратил на него внимание.
А вот и пироги, разложенные на деревянных поддонах. Румяные, как новорожденные поросята, и бледные, как брюшки уклеек. Большие и маленькие, круглые и продолговатые. Разных форм и размеров. С цветочками и причудливыми тестяными косичками по верхнему краю. Исходящие аппетитным парком и холодные, как сердце протестантского патера.
Мальчик схватился за урчащий живот и затаился в тени приземистого лабаза. Он боялся, что уже примелькался местной публике и кто-нибудь может связать его появление с исчезновением очередной порции снеди. Но голод был сильнее опаски.
Вот и подходящий покупатель. Раздвигая толпу сытым животом, как огромный бык раздвигает грудью стадо овец, он важно шествовал по ярмарке, занимая собой почти весь проход. Встречные спешили свернуть в сторону, а кто не успевал, жались к лоткам, вызывая недовольные крики торговцев.
Следом за представительным мужчиной брели два дюжих молодца. Один, высокий, в красном кафтане и щегольской охотничьей шапке с белым пером над ухом, нес в руках рулон каких-то свитков. Слева на поясе у него болталась чернильница, справа – короткий кривой меч в простых ножнах с латунной обивкой. Второй, приземистый, с не единожды ломаным носом, словно облитый кольчугой с круглыми бляшками на
