по сторонам, заговорщически сказал сосед Семён. Жил он в соседнем подъезде и частенько захаживал к Герману, унять тоску под бутылочку водки.
– Ты чего там выглядываешь? – спросил он, оглядываясь вместе с ним.
– По привычке, – улыбнулся Семён, – твоя только что ушла, видел из окна. Глянь-ка, чего у меня есть, – он распахнул куртку. Из внутреннего кармана виднелось горлышко бутылки.
– Сеня, ты гений, – обрадовался Герман. – Ну, проходи уже, чего стоишь на пороге, как неродной.
Семён зашёл на кухню, огляделся, поставил бутылку на стол, присел.
– Давай тару, что ли, – нетерпеливо потребовал он, открывая бутылку. – Эх, Герыч, завидую я тебе, ни детей, ни ведьмы жены, ни работы. Гуляй не хочу.
Герман поставил на стол две рюмки, достал из холодильника котлеты, – Сеня, да брось, чему тут завидовать, – вздохнул он, нарезая хлеб, – у меня муки, понимаешь? Я места себе не нахожу, потому и пью. Да я тебе уже кажется, говорил. А ты? У тебя вообще нет причин пить. Ты, Сеня, дурью маешься.
– Как это? Ещё как есть. Я, Герман, не вижу в жизни смыслов, оттого и пью, – с важным видом сказал Семён, разливая водку. – Сам посуди, мы рождаемся, женимся, рожаем детей, пашем на этой проклятой работе с утра до ночи, тащим в дом всякий хлам, а всё ради чего, Гера, ну вот скажи мне, ради чего? Тошно, – закончил Семён и поднял рюмку. – Ну, давай, за тоску в душе и тщетность бытия.
– Давай, – согласился Герман, и выпил. Он положил котлету на хлеб, – Сеня, ты в корне не прав, – начал он, откусывая, – он есть, точно тебе говорю.
– И в чём же, – наливая по второй, спросил Семён. – Докладывай. Ты у нас умный, в университетах учился.
– Я пока не выяснил, – выпив водку, подумав, наконец, Герман. – Именно этим каждый день и занимаюсь, ищу.
– Хах, ну ты даёшь, ежели не знаешь, чего тогда говоришь, что есть? – смеялся Семён. – Нет, брат, нету, нету его. Давно бы обнаружили, если б был. Логично?
Семён выпил водку и принялся есть котлету.
– Тогда зачем ты женился и родил детей, Сеня? – закуривая, спросил Герман.
Семён посмотрел на него и задумался, продолжая жевать.
– Да кто его знает, – сказал Семён, – молодой был, тупой. Так принято и всё. Разве мы задумываемся над этим? Как воспитали, так и делаем, – махнул он рукой. – С другой стороны, одному быть совсем плохо, верно? Может просто жить, не задаваясь дурацкими вопросами, а, Гера?
– Да как это, не задумываясь? А на что нам мозг даден, Сеня? – возразил Герман. – Ты, давай, наливай. – Нельзя без смысла, никак нельзя. Представь себе, нашли мы его таки, это же совсем другой расклад. Человечество развивалось бы по другой спирали, с учётом замысла, и не задавалось бы вопросами, а значит, было бы более счастливо.
– Не уверен, – выпив водки, серьёзно сказал Семён, – хорошо, нашли мы, и что? Всё равно, найдутся люди, которые пошлют все смыслы куда подальше и станут жить, как считают нужным, и? И вот мы на том же месте, – развёл руками он.
Герман
