еще пару крепких северных выражений. И о чудо! Подействовало. Дружинники пришли в себя, как будто только этого и ждали. Словно надеялись на командира, словно соскучились по его голосу и матюгам.
– Вперед!
И они рванули в лес, произвольно разбившись по парам, чтобы было удобнее таскать трупы.
– Что ты сказал? – хёвдинг резко повернулся к Сигурду.
– Ждали нас, – спокойно ответил юноша. Ну почти спокойно…
– Кто?
– Не знаю. Лица не видел. Тощий… длинный, на башке капюшон. Странный какой-то…
– Что?
– Следов после себя не оставляет…
– Как это может быть?
– А молча! Нет следов – и все тут.
– Не может того статься, – хёвдинг почесал бороду.
– Еще как может, я своими глазами видел, клянусь Одином!
– Колдун?
– Наверное. Это явно он вызвал бурю. Больше некому. Ты же не вызывал?
– Нет, – мгновенно ответил Весло.
– И я нет, и наши парни тоже не могли, – Сигурд кивнул в сторону леса, откуда уже появилась первая пара с трупом.
– Да-а-а, – озадаченно протянул Асбьёрн и, заметив дружинников, крикнул: – Сюда несите… вот сюда… сюда… да.
– Что еще? – машинально продолжил хёвдинг.
– Говорит по-словенски.
– А ты?
– Немного тоже.
– Что он сказал?
Сигурд пожал плечами.
– Сказал, что убьет меня… потом…
– Вот ведь, а? – озадачился хёвдинг. – А чего же потом?
– А ты хотел бы пораньше?
Асбьёрн посмотрел прямо в глаза юноше и слегка улыбнулся.
– Ладно, поживем еще немного.
– Поживем, – согласился Сигурд. – Будем сжигать? – он указал на стаскиваемые трупы, которых уже набралось с десяток.
– Будем.
– Тогда я пошел за хворостом…
Ровнехонько семнадцать буйных головушек из далеких северных фьордов упокоились в землях чудинских. Дров натаскали знатно, чтоб на всех хватило. Подбирали дрова посуше, дабы жаркий огонь поскорее унес воинов в чертоги, вожделенные для каждого викинга – чертоги Одина… Мечта… песня для героя. Песня!
Сигурд не знал ни слов, ни мотива, а посему скромно стоял в стороне и молча созерцал огонь. Хищное пламя охватило сушины и принялось жадно лизать тела павших. Сначала схватилась одежда, а потом быстро полопавшаяся кожа обнажила плоть. Нос пришлось заткнуть – воняло пренеприятно. А воины продолжали грустно петь, провожая товарищей. Пели не очень стройно, сказывалось волнение, но от души… И порой Сигурду казалось, что он и сам сейчас вот-вот затянет вместе с ними. Однако он сдержал свой душевный порыв.
Поминальный костер горел долго, невероятно долго. Уже и песни кончились, перепели все, что могли, а он все горел. А когда огонь наконец погас, уже робко темнело, и Сигурд первым рванул к огромной куче пепла.
