состояния ему не осталось ничего, кроме одного старого лесного замка, благочестивой супруги и трёх очаровательных дочерей.
В этом замке и обитал он теперь, покинутый светом. Графиня с дочерьми исполняли обязанности на кухне, а так как они не были искушены в поварском искусстве, то и не умели ничего, кроме как варить картошку. Столь нехитрые трапезы радовали отца семейства так мало, что стал он мрачный и угрюмый и в просторном пустом доме так буянил и сквернословил, что его негодование эхом отзывалось от голых стен.
В одно прекрасное летнее утро взял он от скуки своё охотничье копьё и отправился в лес завалить какую-нибудь дичь, чтобы ему приготовили из неё вкусный обед.
По слухам и разговорам странствующих рыцарей, в этом лесу творилось нечто странное и нечистое; иной путник там сбивался с пути, иной вообще не вернулся назад – то ли дикие звери беднягу растерзали, то ли задушили злые гномы.
Граф не верил ни в какие тёмные силы, суеверные вымыслы и ничего не боялся. Он бодро шагал по горам и долам, преодолевал непролазные заросли и чащи, но так и не изловил никакой добычи. Устав, присел он под могучим высоким дубом, достал несколько варёных картофелин из ягдташа[1] и немного соли и собрался было уже пообедать… Тут он случайно поднял глаза – глядь! К нему направляется – о ужас! – громадный дикий медведь. Бедный граф содрогнулся от такого зрелища – бежать поздно, а к медвежьей охоте он не был снаряжён, разве что хоть как-нибудь с помощью пики защититься…
Зверь подошёл поближе и прорычал внятно и более чем понятно следующие слова:
– Р-р-р-разбойник! Как ты посмел грабить мои дубравы и лакомиться моим мёдом! За свою дерзость ты поплатишься жизнью!
– Ах, помилуйте! – воскликнул бедный граф. – Не ешьте меня, господин медведь. Ведать не ведаю про ваш мёд. Я честный дворянин. Не угодно ли вам угоститься простой домашней едой и быть моим гостем?
И он подал медведю картофелину в своей походной шляпе. Но тот презрел графский стол и, раздражённо рыча, продолжал:
– Несчастный! Ты хочешь выкупить за такую цену свою жизнь? Сейчас же обещай мне в жёны твою старшую дочь Вульфильду, иначе я тебя немедленно съем!
С испугу граф пообещал бы, пожалуй, влюблённому топтыгину всех трёх своих дочерей и свою супругу в придачу, если бы тот их потребовал, – нужда заставляет пойти на всё!
– Она непременно будет вашей, господин медведь, – промолвил граф, потихоньку приходя в себя.
А затем добавил плутовато, намереваясь обвести медведя вокруг пальца:
– Только с уговором, что вы берёте невесту по законам государства и нашим обычаям – сами явитесь за ней и сами увезёте к себе в берлогу.
– Идёт, – проворчал медведь, – по рукам, – и протянул графу свою шершавую лапищу. – Через семь дней выкупаю её за центнер золота и везу мою возлюбленную к себе во дворец.
– Идёт, – сказал граф, – слово – дело.
И они мирно расстались. Медведь потопал к своей пещере, граф же не замедлил повернуть домой из страшного леса и добрался до своего лесного замка в полном изнеможении, когда звёзды уже замерцали на небе.
Надо заметить, что медведь, который, как человек, может разумно разговаривать и действовать, никогда не может быть настоящим медведем, а только лишь заколдованным. Это сразу смекнул граф и надумал провести косматого зверя, прибегнув к хитрости: укрыться за прочными стенами крепости так, чтобы медведь не смог попасть внутрь, когда явится в условленный срок за невестой.
«Если даже и заколдованному медведю, – думал он, – присущ дар речи и разум, тем не менее он всё-таки медведь и наделён всеми свойствами натурального медведя. Не сможет же он перелететь через стены, как птица, или через замочную скважину попасть в запертую комнату, как привидение».
На следующий же день он сообщил своей супруге и дочерям о лесном приключении. Фройляйн Вульфильда, как услышала, что должна выйти замуж за отвратительного медведя, от ужаса лишилась чувств. Мать всплеснула руками и зарыдала в голос, а сёстры затрепетали от страха и закручинились. Батюшка же вышел наружу, осмотрел стены замка и ров вокруг, обследовал, надёжно ли заперты железные ворота, убрал подъёмный мост, замаскировал все подступы. Затем поднялся на сторожевую башню и отыскал на самом верху, под зубчатым венцом, маленькую каморку. Там он и запер Вульфильду, а та от переживаний выплакала до дна свои лазурной глубины глаза и истрепала на себе шелковистые льняные волосы.
Истекли шесть дней, и зарделся рассвет седьмого. Вдруг со стороны леса поднялся такой великий гул, будто приближалась дикая орда. Кнуты щёлкали, звучали почтовые рожки, рысью отбивали ритм лошади, громыхали колёса. Великолепная роскошная карета, окружённая рейтарами
Ягдташ (
