на спине дорогой из тонкой замши куртки. Второго наездника вытащил из седла Еруслан.
– Пока бить тебя не будем, скажи Елене Прекрасной, чтобы утихомирилась. Доберемся и до нее. Проваливайте, лошадей реквизируем как частицу ее долга за наш скот.
– Подожди, Ерусланушка, во всем должна быть справедливость. Он тоже виноват и пусть попляшет. Ну? – посмотрел Ванюша на Ибрагима.
– Я могу только лезгинку.
– Давай.
И пошел Ибрагим в пляс вокруг дуба израненного:
– Асса!
Незваные гости исчезли так же быстро, как и появились, хотя были уже без лошадей.
Еруслану Мокроусу показалось, что переборщил Ванюша Степняк, и надо было сначала поговорить с ними.
– Почему такой хмурый? Это начало пути, и дороги назад нет, зло должно быть наказано, – Ванюша Степняк, перебросив ногу через лошадь, сел в седло.– Маловат Боливар, не вынесет, нужен битюг массивнее. В путь, крестьянские богатыри, помчимся туда, не зная куда, найдем то, не зная что. Решили войти в сказку, смелее.– И они поскакали, обгоняя мячи – колючки, которые все еще гонял по степному бескрайнему полю ветер. Вслед им радостно махал выкрученными ветвями согнутый до тына Ванюшей старый дуб: слава Богу, устоял.
За Узенем поникла от жары даже полынь, катились к горизонту волны ковыля, пробивавшегося сединой на брошенной земле. Стареет без ухода русское поле, не звенит спелыми колосьями злаков, не украшают его отары овец, похожие на опустившиеся отдохнуть облака. Трое неслись на скакунах к Синегорью. Ванюша пел песню о черноглазой казачке, Мотя Узенский горевал о прожитых напрасно годах, Еруслан Мокроус был мрачен и сосредоточен.
– Разъедемся, – остановил коня Ванюша Степняк, – один – к сайгачке, другой – к Иргизу, а мне все равно к кому, лишь бы померяться силой, обиду унять, тоску развеять.
– По большой любви ты тоскуешь, не встретилась она пока тебе. Каждый, как оспой, переболевает ею, если не сделать прививку. Ты скачи к Елене Прекрасной – злая красавица вылечит тебя, – поправил Еруслан.
– Или погубит, – вставил Моня Узенский.
– Вот это по мне. Посмотрим: кто из нас будет вакциной от любви.– Опираясь ногами о землю, он толкнул коня вперед и, чтобы не упасть, тот сразу помчался галопом.
– Док Кихот заволжский, – весело сказал Моня Узенский, наблюдая, как Ванюша перебирал ногами, помогая коню взобраться на пригорок.
– На героя сказки Пушкина больше похож: не конь его, а он коня между ног несет. Хитрости бы ему, как у Балды, одной силы может и не хватить.
– Ничего, справится. Видел, как кнутом отодрал Погонялу. Я пастух, а так бы не смог.
– Будем надеяться, нам самим бы голову не сложить: к басурману едем, сильному и хитрому.
Уже к вечеру сдвоенной тягой Ванюша Степняк и Боливар, как он стал называть коня, добрались до стана сайгачки. Повсюду
