своей мамы.
Мама была обычной деревенской женщиной. Мне она запомнилась трудолюбивой. Одевалась безвкусно, как бабка, много курила, пила, всё время была занята, если не пила. У неё был постоянно задумчивый замученный вид. Если засмеяться рядом с ней, начинаешь выглядеть глупо. Особенно она пугала, когда наказывала за что-нибудь. Редко её можно было увидеть счастливой.
С годами только и видела, что она выглядела всё хуже и хуже. Подобие образа можно увидеть в забитых безвольных служанках какого-нибудь старого фильма. Когда видишь, как с годами служанки стареют и всё больше беднеют. Однако, её яркие синение глаза на долго врезались в память. Над столом фото висело, там она русской красавицей была.
Мне всё больше и больше казалось, что ни у меня, ни у неё нет никакой защиты. Уверенность, которая когда-то была в ней куда-то исчезала. Мама больше не могла защитить, её саму надо было спасать. Я не могла, как старшие брат и сестра защититься за неё. Куда там, я ведь, как маленькая муравьишка была, худая и очень слабенькая, боялась ударов.
На кухне стоял круглый стол. Над столом висели какие-то фото и сувенир из пластмассовых ложек и вилок – подарок родителям на свадьбу. Рядом стоял светло голубой буфет. Сестра качала его, запугивая нас. Однажды он полетит на неё, но вовремя мы его поймаем.
Надя тогда «отжигала». В неё бес вселился. Хотя, если посмотреть взрослым взглядом, она просто хотела любви и внимания. Она будет изображать, что наелась белены и сошла с ума. Стояла на кухне и хлопала крышкой стола. Я не знала, как реагировать. Не знаю, что она воображала, мне это было очень неприятно. Она ж мне виделась совсем другой – феей из доброй волшебной страны.
Ещё Надя нас пугала, как будто умерла. Мы бежали к ней как муравьи и пытались поднять её. Делали всё, что она просила, только бы была жива. А она хитруша уже заранее ждёт, нравилось ей, как мы носили её. Когда ей надоедало или когда мы сделаем что-то не то, она резко подскакивала, вводя нас в шок. Помню, как я стала и не знала, она сейчас обзываться будет, бить или толкать. Дети, что поделать!
Мама при мне раскладывала подаренную им на свадьбу посуду. Я радостно любовалась каждой чашечкой и тарелочкой. Они были голубовато-серыми, прозрачными с белым рисунком пересекающихся линий. Предложила ей помочь, хотя боялась, что разобью. Мама разрешила, и я с удовольствием помогала, во мне радостно бегало счастье, держа крепко блюдце, я аккуратно перекладывала их на стол.
Мне казалось, что у нас было всё, что нужно для счастья. И даже больше, коровы и свиньи! Даже кони были! А вот счастья в маминых глазах я не видела.
В те годы мы начали жить действительно хорошо, был конец 80-х.
В то время уже во дворе построили зимовье, мне нравилось залезать на крышу и мерить там туфли, их было видимо не видимо. Мама ругалась, только я всё равно лазала туда и мерила. Зимовье было сделано из срубов, мы как-то ловко карабкались по ним, словно скалолазы.
