Погода начинает портиться, скоро небо прольётся дождём, горюя по нашему правителю. Расходитесь по жилищам, не стойте.
Жители гор поклонившись новому вожаку, покачивая головами и всхлипывая, стали расходиться по своим шалашам. Кежай и Ризоват, пока их никто не видит, тоже незаметно удалились. Это у них всегда ловко получалось.
Оставшись вдвоём, Скворец подошёл к Мирославу и похлопав его по плечу сердечно сказал:
– Какой же ты у меня молодец. Ты нашёл подходящие слова. Я горжусь тобой!
Грянул гром и под разряды молний полил дождь, постепенно переходящий в ливень.
– Давай ка, пока совсем не промокли, войдём в жилище Дятла. Я в последний раз взгляну на своего друга… Поговорим с тобой откровенно. Пусть непогода унесёт с собой все наши переживания, – вздохнул Скворец.
Мирослав молча пропустил отца вперёд себя и задержавшись на мгновение вошёл за ним следом.
– Значит он сказал правду, что скоро умрёт? – спросил Скворец у сына смотря на бездыханного вождя, укутанного шкурой.
– Да, он был чародеем. Он чувствовал беду. Мог её распознать и увидеть. Он знал дату своей смерти.
– До вчерашнего дня, я не знал о его даре, – пожал плечами старик.
– Рассказывать мелочи, было не в чертах его скромного нрава.
– Только теперь я это понял, слепой глупец. Знаешь, мы вчера помирились. Эта такая громкая радость! Как радуга после дождя! Может это он своим даром сделал так, чтобы я к нему пришёл, потому что предвидел свою скорую кончину. Он не мог оставить меня без прощения. Мы должны были очистить свои души от всех обид. Бывало я его побаивался, но вчера всё было не так. Он был добр и приветлив. Всем своим нутром показывал, что тоже повинен передо мной. Глаза его слезились. Временами он с трудом произносил слова, но опираясь о клюку, старался выглядеть достойно. Мы разговаривали так, будто между нами никогда и не было никаких разногласий. Это был долгий и каждой каплей целебный разговор. О том, что я когда-то предал нашу ялгаксчи, я жалею до сих пор и так останется навсегда… О том, что всё так поздно сложилось, тревожится небо. Сильный дождь плачет о моём леле. Эти переживания сейчас и во мне.
– Я понимаю твоё состояние, – приободрил Мирослав отца.
– Самое ценное для меня – это его прощение! – сказал Скворец, посмотрев на Дятла покрасневшими глазами.
– О чём же вы говорили? – неподозревающим тоном спросил Мирослав, желая, чтобы отец выговорился.
– Ну о чём могут говорить два леля после долгой ссоры? О вас, о вашем детстве и о нашем пребывание в нём. Нам было что вспомнить. Это время останется самым прекрасным в моей жизни. Таким беззаботным и радостным. Жизнь тогда казалась лёгкой и наполненной только яркими событиями. Они были совместными и насыщенными, – улыбаясь ответил Скворец. – А теперь всё стало по-другому. Обсудив каждого из вас, мы беспокоились о народе, о том,
