кровожадность, так что на гуманизм супруги он даже и не рассчитывал. Однако беззаботная непритязательность Лары его тоже начала потихоньку раздражать. Прямо она его ни о чем не просит, только иногда задает наводящие вопросы. Время от времени у него даже складывалось впечатление, что не позови он ее «в даль светлую» или уж в какую там получится, или оставь он все на своих местах – она и тогда не сильно расстроится. Откровенно говоря, он не знал, каково им будет вместе, не знал, но очень хотел знать. Зачастую, правда, перед ним вставал вопрос: что будет, когда она его разлюбит или когда разлюбит ее он? То, что любовь пройдет, он не сомневался ни единого мгновения, ведь даже самое превосходнейшее из вин, в конце концов, становится кислым, а любовь такая же смертная субстанция, как и все прочее на этом свете. Просто людям страшно это признать, и они, себе в утешение, предпочитают говорить о любви вечной. Да и на здоровье! Что поделать, ведь мы всего лишь люди, и как умеем, так и справляемся со своими страхами. Одно дело жить с женщиной, которую никогда не любил, жить спокойной, тоскливой жизнью, и совсем другое – бурно и радостно жить с любимой и ничего не бояться. Если любви не было, то стало быть она и не пройдет, а значит, не наступит разочарование, охлаждение, отчуждение, никто ни от кого не отдалится, потому что все и так были далеко друг от друга. И совсем иное дело – жизнь в любви, которая влечет за собой немало и не всегда приятных последствий. Сама по себе любовь – такая свободная вакханка, что ее невозможно удержать и с ней нельзя договориться, а потому рано или поздно она разворачивается и покидает вас.
Чем ближе Валевский подходил к заветной черте, тем быстрее улетучивалась его решительность, тем меньше оставалось в нем мужества. В конце концов, еще не поздно остановиться и повернуть назад, у него еще есть на это время.
– Так где же все-таки мы будем жить? – еще раз спросил Валевский, надеясь на предсказание своей пифии, но Лара отстраненно молчала.
– Эй, золотце, ты где? – он с нежностью посмотрел на нее.
– Знаешь, иногда мне бывает страшно, очень страшно.
– Почему тебе страшно? Теперь ты не должна ничего бояться, теперь у тебя есть я, и я всегда буду рядом – как говорится, в болезни и здравии, богатстве и бедности, и все такое прочее. Ты будешь со мной в бедности? – попытался утешить ее Валевский, видя, что руки Лары мелко дрожат. Впрочем, после любви, после желаний, перемешанных со стыдливостью, у нее всегда был легкий тремор, а сейчас он ясно видел, что она действительно боролась с каким-то внутренним страхом.
– Не шути так и не клянись понапрасну. Мне не нужны твои клятвы. Мне нужен ты.
Вроде бы она не сказала ничего нового, но Валевский почему-то был польщен сверх всякой меры.
– Порой мне кажется, что все это сон, – говорила Лара, – и этот сон не может вечно продолжаться, и когда я проснусь, тебя больше не будет рядом, все разлетится вдребезги, ты будешь жить, как и прежде, с другой женщиной, со своей женой, а я останусь совсем одна.
– Такое вряд ли может случиться, ведь мы уже прошли точку невозврата.
– Не верю, точка невозврата бывает у летчиков, в любви
