вот это все. Но даже тогда чего-то всегда не хватало. Может быть, я слишком много работал. В смысле, мы только об этом и говорили, нас только это и объединяло. Ну, и где я теперь?
– А что с девушкой из метро?
– А что с ней?
– Я-то откуда знаю? Мне казалось, это ты собирался ее найти.
– Ну да. Наверно. Но проще сказать, чем сделать.
– Тебе надо расширять кругозор. Пойди поищи в социальных сетях.
Найду ли я там Грейс? Я разрывался между желанием сделать все, чтобы отыскать ее, и чувством, что это совершенно бесполезно. Она будет с кем-то. Будет за кем-то замужем. За кем-то, кто лучше меня. Мне хотелось уйти от всего, что напоминало – у меня нет ничего.
– Если ты так переживаешь, то почему не подпишешь мое заявление? – спросил я.
Скотт нахмурился. Я обратил внимание на глубокую морщину между его бровями, и подумал, что мы же с ним ровесники… а он заметно стареет.
– Я имел в виду саванны не в буквальном смысле. Попытка сбежать не решит твоих проблем.
– Теперь ты типа мой психотерапевт?
– Нет, я твой друг. Ты помнишь, как сам просил эту работу в офисе?
Я направился к двери.
– Подумай об этом, а? Пожалуйста, Скотт.
Прежде чем я вышел из комнаты, он ответил:
– Ты не за тем гонишься. Это не даст тебе счастья.
Он был прав, и я мог признать это про себя, но не вслух. Я думал, что, если бы смог снова выиграть приз, получить признание своей работы, это могло бы как-то заполнить черную дыру, пожирающую меня изнутри. Но глубоко внутри я знал, что правильный ответ состоит не в этом.
После работы я сел на лавочку на автобусной остановке прямо возле здания Нэшнл Джиогрэфик. Наблюдая, как толпы людей торопятся по домам, снуют туда-сюда по переполненным тротуарам центра города, я размышлял, можно ли судить о степени одиночества человека по тому, как он или она спешит куда-то. Никто, у кого есть хоть кто-то, ожидающий его дома, не будет сидеть на лавочке после десятичасового рабочего дня и наблюдать за людьми. В моей сумке еще со школьных времен всегда лежала фотокамера «Пентакс», но я не пользовался ею много лет.
Я вынул ее из чехла и начал фотографировать людей: как они входят и выходят из метро, как ждут автобуса, как ловят такси. Я надеялся, что вдруг увижу ее сквозь линзу объектива, как много лет назад. Она была полна жизни; она могла наполнить цветом черно-белое фото лишь за счет своего магнетизма. Я часто думал о Грейс все эти годы. Что-то совсем простое, вроде запаха, или сладких оладушек ночью, или звука виолончели на Центральном вокзале, или парка на Вашингтон-сквер в теплый день, могло немедленно перенести меня в тот год, когда мы учились в колледже. В тот год, когда я влюбился в нее.
Мне было все труднее разглядеть в Нью-Йорке его прежнюю красоту. Справедливости ради многое из былой грязи и беспорядка теперь исчезло, по крайней мере в Ист-Виллидж. Тут стало чище и зеленее, но почти физически заметная энергия города, которую я ощущал в те годы, исчезла тоже. По крайней мере, для меня.
