десятого вечера. Может и к лучшему. Вся его решительность и смелость улетучилась, ведь теперь остается нервно ждать, пока Кристина вернется с работы. Как в детстве, тревожно смотреть на часы, пока родители на школьном собрании. И вылизывать квартиру до блеска, в надежде смягчить неотвратимое наказание. Быть может, детские воспоминания подействовали или ведущий действительно решил напоследок сделать что-то полезное, но Иштван принялся убираться. Настолько тщательно, как никогда в жизни. Он починил рухнувший стол, помыл полы, прибил новую гардину и вновь, как и вчерашним днем, вынес мусор. Лживая, пьяная, изменяющая хозяюшка.
На улице к нему пришла мысль, о которой он в последствие пожалеет, но в тот момент, ничто не могло удержать ведущего. Будто снизошло просветление на последнего грешника, среди бетонных блоков пятиэтажек. Кристина не моя женщина. Совсем не похожа на нее. Ни одной, близко похожей черты, по которым он до сих пор сходит с ума. Значит, он никому и ничего не должен. Только лишь быть честным перед своим сердцем. Выкинув мешки в уличный бак, парень посмотрел на свою машину, густо припорошенную снегом на парковке. Снова ехать в пьяном виде не вариант. Потом как-нибудь, заберу.
22:51. Она буквально бежала домой, загребая снег ботинками. Ветер неприятно обжигал щеки, а морозец окрасил кончик носа красным. Кристина не обращала внимания на погоду. Она должна как можно скорее добраться и удостовериться, что все на своих местах, как раньше. Иштван ждет ее с работы, придумав очередные смешные истории и уже прогрузив новый фильм, который девушка, почему-то не смотрела. Она приготовит ужин на скорую руку и усядется напротив него, поджав ноги и облокотившись на плечо. А потом, страстно целуясь и не изнемогая от желания, они займутся лучшим сексом в их жизни. Подходя к подъезду, поглощенная собственными мыслями, Кристина подняла голову вверх. На кухне, в ее собственной квартире – горит свет.
– Малыш, как же я рада, что ты дома. Мой хороший, я так соскучилась.
Кристина захлопнула входную дверь и не раздеваясь, вбежала в обуви на кухню. Стол вновь стоял на четырех опорах, с новой стеленной скатертью, взятой из шкафа. А на столе, в подносе из итальянского сервиза, лежали засохшие, сморщенные, дурно пахнущие сырники. Он ушел, позабыв выключить свет. Всего на всего. Девушка, истерически рыдая, сползала по стенке на пол, закрывая лицо руками.
Прошла неделя. Танцовщица ежедневно собиралась на работу, открывая зал для детских групп. Она с головой влилась в процесс обучения и казалось, что ничего более ее не волнует. Только лишь улыбки маленьких ребятишек, старательно тянувших носок и получавших слова одобрения. Единственное, что могло ее выбить из преподавательской колеи – возвращение домой. Теперь сей процесс доводил до боязни и трясущихся коленок, гранича с безумным желанием поскорее очутиться возле подъезда. Там стояла серая тойота, ежедневно обраставшая большим сугробом. Снег добрался до крыши, обрекая на неподвижную зимовку, пока не настанут первые
