я приказал всему транспорту укрыться в кустах и приготовил четыре замаскированные гаубицы к стрельбе в сторону Дона. Этим решением я отрезал возможность быстрого отступления, но если появятся русские, я смогу пустить орудия в ход.
Я послал наблюдателей вперед по дороге и всеми имеющимися людьми стал оборудовать позиции для ближнего оборонительного боя, куда выставил два зенитных пулемета, снятых с машин. Потом я послал лейтенанта Лохмана и двух радистов вперед, чтобы мы могли стрелять по противнику, когда рассветет.
Дорога оставалась пустой. Никто не шел с фронта, никто не ехал с тыла. На открытом месте мы чувствовали себя одинокими и забытыми. Мы слышали нарастающий огонь ручного оружия. Мы стояли там, уставшие и замерзшие.
После рассвета Лохман вызвал нас по радио. У него не было надежной информации о положении, но он засек русскую переправу на лодках и плотах. Мы выстрелили, так что с нашей стороны хоть что-то происходило.
Наш огонь стал для 11-й батареи знаком надежды. На позиции пришли несколько солдат верхом и артиллеристов пешком и доложили, что русские застали батарею врасплох во время ночного марша и разогнали ее. Пушки и другие машины были брошены и еще стояли на дороге. Они, должно быть, едва успели спастись сами. Командир батареи начал воевать с приближавшимися русскими, используя своих артиллеристов как пехоту. Где остальная часть батальона?
Огонь ручного оружия приближался, и наконец к нам побежал наш связной, крича: «Русские идут!»
Мы оказались в деликатной ситуации. Я дал указания командирам орудий вести огонь прямой наводкой, распределил подносчиков снарядов и составил «стрелковую часть» под командованием двух вахмистров, которая сможет как можно быстрее открыть огонь из винтовок. Только ездовые остались в укрытии с лошадьми. Они смогут бежать, если опасность будет слишком близко.
Когда на дороге показались первые фигуры, силуэтами на фоне утреннего неба, я заколебался, желая быть абсолютно уверенным, что это и вправду русские, а не наши отступающие солдаты. И отдал приказ, который много раз слышал командиром орудия в Польше: «Командирам орудий – дистанция тысяча метров – огонь!»
Оцепенение спало; ком в горле исчез. Четыре снаряда вышли из четырех стволов плотно, как один выстрел. Еще до того, как их успели перезарядить, мои стрелки и пулеметчики открыли огонь. Русские явно не рассчитывали наткнуться на нашу батарею.
Они опешили и стали отступать, ведя яростный ответный огонь. На их правом фланге явно шла стрельба из личного оружия. Это наверняка были остатки 11-й батареи. Мои стрелки перешли в атаку, выскочив на открытое место и ведя огонь стоя в полный рост. Лохман приказал им вернуться. Он заметил отступающих русских и подавил их – а также переправу, – стреляя с закрытых позиций.
Подполковник фон Штрумпф и офицеры его штаба за едой у командирской палатки
