фиктивности.
Опять-таки необходимо подчеркнуть, что подобное понимание базиса как активного начала, а надстройки как пассивного, способного лишь на отражение базиса, едва ли можно найти у самого Маркса. Скорее можно найти опровержение такого понимания: «Согласно материалистическому пониманию истории в историческом процессе определяющим моментом в конечном счете является производство и воспроизводство действительной жизни. Ни я, ни Маркс большего никогда не утверждали. Если же кто-нибудь искажает это положение в том смысле, что экономический момент является будто единственно определяющим моментом, то он превращает это утверждение в ничего не говорящую абстрактную, бессмысленную фразу. Экономическое положение – это базис, но на ход исторической борьбы также оказывают влияние и во многих случаях определяют преимущественно форму ее различные моменты надстройки».[19]
Глубокую оценку книге Бухарина дал Г. Лукач: «Теория Бухарина, очень сильно сближающаяся с буржуазным – естественнонаучным – материализмом, в силу этого …при своем применении к обществу и истории… зачастую смазывает решающее требование марксистского метода: сводить все феномены политэкономии и „социологии“ к общественным отношениям людей между собой. Теория приобретает привкус ложной „объективности“: она становится фетишистской».[20] Эту оценку вполне возможно распространить и на весь ортодоксальный марксизм в целом. Не умея «развеществлять» феномены общественной жизни, не умея увидеть за ними общественные отношения людей между собой, он неизбежно эти феномены овеществляет, опредмечивает. Картина общественной жизни, создаваемая посредством процедур опредемечивания, неизбежно превращается в идеологию, то есть в ложное сознание.
1.2. Критика слева: отложенная мировая революция и бюрократическое перерождение советского государства
Первая критическая реакция в среде марксистов Европы на теории несвоевременности русской революции связана с именем Розы Люксембург. Примечательно, что до революции 1917 года ее позиция в этом вопросе в общих чертах совпадала с позицией социал-демократии. Эта позиция сводилась к следующему: социально-экономические предпосылки для построения социализма в России выражены слабее, чем в странах Запада, но поскольку внутренние противоречия русской истории выдвигают пролетариат в авангард революционного движения, то перед ним открывается возможность борьбы за социализм. Но после событий 1917 года Р. Люксембург выступает решительно против «доктринерской теории… согласно которой Россия, как страна экономически отсталая, преимущественно аграрная, будто бы еще не созрела для социальной революции и для диктатуры пролетариата. Это теория, которая считает допустимой в России только буржуазную революцию – а из этого мнения вытекает также и тактика коалиции социалистов в России с буржуазными либералами, – это
Энгельс Ф. – Йозефу Блоху. В Кенигсберг. 21–22 сентября 1890 г. // Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Т. 37. С. 395.
