Они заменили бы ложный эволюционизм Спенсера, состоящий в расчленении уже сложившейся действительности на мелкие, не менее развившиеся части и в составлении ее потом из этих кусков, то есть в том, чтобы дать наперед то, что требуется объяснить, – истинным эволюционизмом, который проследит действительность в ее развитии и ее росте.
Но такая философия не пишется в один день. В отличие от так называемых философских систем, из которых каждая была цельным созданием одного гениального человека, которые можно целиком принять или целиком отвергнуть, она может выработаться только коллективным, прогрессирующим трудом многих мыслителей, а также исследователей, дополняющих и исправляющих друг друга. Понятно, что настоящий труд не имеет в виду сразу разрешить эти великие проблемы. Мы хотим просто указать метод и наметить возможность его применения в нескольких существенных пунктах.
План работы указывается самим ее предметом. В первой главе мы приложим к эволютивному прогрессу те две формы, которыми пользуется наш разум: механическую причинность и целесообразность[1]; мы покажем, что они обе непригодны, но что одну из них можно исправить, и в этом виде она могла бы годиться лучше другой. Чтобы подняться над точкой зрения разума, мы постараемся восстановить во второй главе великие пути, пройденные жизнью рядом с эволюцией, которая вела к человеческому интеллекту.
Раз интеллект отнесен, таким образом, к производящей его причине, нам остается тогда понять самое эту причину и проследить ее движение.
Для этого необходим краткий обзор истории систем, а также анализ двух больших заблуждений, которым подвержена человеческая мысль в рассуждениях о действительности вообще.
Глава первая
Развитие жизни, механизм и целесообразность
Из всех вещей мы больше всего уверены и лучше всего знаем, бесспорно, наше собственное существование, так как о всех других предметах мы имеем только представления, которые можно признать внешними и поверхностными, тогда как самих себя мы познаем внутренне и глубоко. Что констатируем мы при этом? Каков точный смысл слова «существовать» в этом особенном случае? Напомним, в двух словах, выводы предыдущей работы.
Я констатирую, прежде всего, что я перехожу из одного состояния в другое: мне то жарко, то холодно, то я весел, то печален, то я работаю, то ничего не делаю, то я смотрю на окружающее, то думаю о других вещах. Ощущения, чувства, хотения, представления – таковы видоизменения, на которые делится мое существование, и которые по очереди окрашивают его. Я непрерывно меняюсь; более того, эти изменения гораздо значительнее, чем думали прежде.
Я говорю о каждом из моих состояний, как будто оно образует одно целое. Я признаю, что я меняюсь, но мне кажется, что при переходе от одного состояния к другому остается некоторый осадок. Я охотно думаю, что от каждого состояния в отдельности сохраняется его сущность
Мысль считать жизнь выходящей за пределы как целесообразности, так и механизма, далеко не нова. В частности, она основательно изложена в трех статьях Дюнана о Проблеме жизни (Revue philopfophique. 1892). В развитии этой идеи мы не раз встречаемся с Дюнаном. Однако наши воззрения по этому пункту, а также касающиеся связанных с ним вопросов, уже давно были изложены нами в «Очерке непосредственных данных сознания», Paris, 1889. Одной из главных задач этой работы было выяснение того, что психологическая жизнь не представляет ни единства, ни множественности, что она выходит за пределы механического и разумного, ибо механизм и целесообразность имеют смысл только там, где есть отчетливая множественность, протяженность и, следовательно, собрание прежде существовавших частей: реальная длительность означает разом непрерывность и творчество. В настоящей работе мы применяем те же идеи к жизни вообще, рассматривая ее, впрочем, с психологической точки зрения. –
