ких. Родители ласково меня прозвали Бим (в честь Маменькиного любимого персонажа из фильма «Белый Бим Чёрное Ухо»), ну и в принципе кусачего животного. И, знаете, мне это прозвище даже нравилось. Правда, когда отец сердился, точнее, сильно сердился, он противным трескучим голосом звал меня из своей комнаты: «Ну-ка иди сюда, щенок паршивый! Давай-ка поговорим, как взрослые люди!» Подобные ассоциации были мне совсем неприятны. Но я ведь Бим, а говорят, собаки не обижаются, они просто становятся одинокими и недоверчивыми. Так я привык прятаться и защищаться от воздействий внешнего мира, уходил в свою «конуру» , именуемую моей комнатой и с грустью смотрел на звёзды.
Когда я подрос, меня начали активно пристраивать в многочисленные секции, я занимался всевозможными видами спорта, к которым у меня, отродясь, не было призвания. Успехов особых не демонстрировал, но и из секций пинками не гнали. Получал разряды, почётные грамоту, парочку медалей Маменька даже вывесила на стену почёта нашей семьи, правда, они тут же потерялись среди прочих наград и кубков моих деятельных родителей. Меня хотели воспитать настоящим мужчиной, таким же, как Папенька и других вариантов у меня, естественно, не было. Поэтому я шёл на поводу у родительских амбиций, поддавался воспитанию и мужал. Увлечений по душе у меня не было, самой главной отрадой было остаться одному и помечтать. Читать я не любил, но моё бескрайнее воображение заменяло все книги и фильмы. В детстве меня всегда вдохновляли рассказы отца, который с юных лет покорял Крайний Север, начинал с помощника механика и добрался через несколько лет до кресла самого большого руководителя. Папенька пропадал на работе сутками, часто ездил по командировкам и практически жил на многочисленных производственных совещаниях. Его мнение ценили на работе, ну а дома оно было беспрекословным авторитетом. Маменька тоже трудилась на благо нефтегазовой отрасли страны, в начальники не лезла, но была на хорошем счету у своих руководителей. При таком семейном наследии мне оставалось только одно – идти, не сворачивая, по стопам своих безупречных родителей. Я и шёл, не спеша, огрызаясь и кусаясь там, где меня обижали, виляя хвостом, где привечали. Так и повелось, что прозвище Бим стало фактически моим вторым именем, а не осталось со мной в далёком детстве, да мало того, прошло со мной дальше по всей моей юности и зарождавшейся зрелости. Меня это ничуть не напрягало, а наоборот, забавляло, особенно, когда ко мне так стали обращаться в школе, а позже и в институте. Я мнил себя этаким бродягой Бимом.
Как я говорил, будущее моё, а вместе с ним и профессия, были предопределены с самого детства. Школу я заканчивал уже в Москве, куда отца перевели на повышение в самую главную газовую «Свечку» страны, где он и занял подобающее ему место. Маменька больше не работала и ударилась с головой в благотворительность. Чем там она занималась, сложно сказать, но была постоянно воодушевлена различными проектами, чувствовала себя востребованной и между делом продолжала приглядывать за мной, здоровенным детиной, которому постепенно открывались все прелести жизни большого города. О, да, соблазнам я был совсем не чужд и не видел ничего зазорного в пользовании теми благами, что открывались для меня положением родителей.
Начало 2000-х для меня, ошалевшего от свободы и полной финансовой независимости, прошло, как в тумане. Я заканчивал Бауманку, считался элитным мальчиком и мог ни с кем не считаться. Мог закурить на лекции и отделаться устным замечанием. Мог вообще не ходить полсеместра на учёбу, и в итоге в зачётке всё равно красовались достойные меня отметки. Преподаватели уважали меня или делали вид, что уважают, хотя за что, было даже для меня секретом. Подозреваю, что щедрая благотворительная рука Маменьки не обошла вниманием и наше, без того небедное учебное заведение. От спонсорской помощи в то время никто не отказывался, всем хотелось жить, причём жить красиво, как на картинках, появившихся в широком доступе, глянцевых журналах. Эпоха рождения свежих стереотипов и богов ширпотреба. Наше поколение накрыло волной миллениума: западная окраска бизнеса, новые собственники крупнейших предприятий, иной жизненный стиль и появление свежего поколения «золотой» молодёжи. Относил ли я себя к ней? Не знаю, пожалуй, но в то время терминология меня абсолютно ничего не беспокоила. Я был озадачен лишь тем, где провести сегодняшний вечер и какую «фифу» зацепить с собой с перспективой на последующее продолжение вечера. Это составляло смысл моего дня, который начинался с утренней кружки кофе, а то и пива, и заканчивался ритуальным стягиванием джинсов перед сном. Иногда мне снимали, иногда – сам.
Красавцем я мог назвать себя с натяжкой, хотя стал более уверенным в этом вопросе, после того количества девиц, что подарили мне своё внимание и ласку. В итоге я себя полностью убедил себя в собственной неотразимости и гордо нёс свою уверенность в широкие массы. Мой рост давал неплохой шанс на точное попадание в баскетбольную корзину, что, безусловно, давало мне приятное преимущество перед сверстниками. Моё лицо, как подсказывало зеркало, было правдивым отражением упорных родительских стараний, при сотворении такого чуда, как я. Основное от мамы – карие глаза и непослушные чёрные волосы с наглым вихром на макушке, от папы – лишь крупный нос, бывший предметом моих тайных страданий в юности.
