в тишине вопрос Соколовского.
Дмитрий вмиг серьезным стал. Даже желваки на лице заходили от напряжения.
– До одури! До сих пор трясет…
– Заметно.
– Не х*р ухмыляться, Соколик. Я тут вообще-то душу изливаю.
– И вовсе я не ухмыляюсь. Просто пытаюсь представить, какой ущерб нанесен твоему эго…
– Понять не могу, что в ней такого? Вот, просвети меня. Обычная, ведь. Невзрачная, серая…
– Рыжая…
– Забитая, – продолжил Похомов, явно недовольный тем, что Пашка его перебивает, – Зашуганная. Боится каждого шороха…
– Зато, искренняя. Живая. Лгать не умеет…
– Но, не выходит у меня из головы, и все тут, – проигнорировал реплики друга Борзый. – Хоть башкой об стену долбись, честное слово!
Мысли, в мгновение ока, перенесли Дмитрия на несколько часов назад. В тесную квартирку, где на него своими бездонными глазами взирала рыжеволосая девушка, облаченная в одно лишь полотенце. Кровь закипела в венах и, повинуясь инстинкту, устремилась к области паха.
– Черт! – ругнулся он сквозь зубы, подавляя в себе внезапно вспыхнувшее желание.
– И что делать будешь?
– Кто ж его знает…Для начала, дам ей недельку форы. Сам за это время дела кое-какие разгребу, а то из рук все валится. А потом, займусь Лизой вплотную.
Пашка искренне удивился:
– Зачем?
– Туго соображаешь, дружище. Завязывай-ка с бухлом, пока не поздно.
– Можно же было просто ответить, лекарь х*ров.
– Я хочу эту девочку. И она станет моей!
– Да что ж, ты Борзый, как бульдозер! Прешь напролом…Так нельзя. Только не с Лизой…
– Слушай сюда, Паша, – непонятно из-за чего рассвирепел Дмитрий, – Если мне понравиться чья-то ж**а, то не пройдет и двух часов, как ее обладательница будет искусно скакать на моем чл*не! А Лиза…Проблема в том, что Лиза нравиться вся. От макушки, до кончиков пальцев. И я из последних сил сдерживаюсь, чтобы не наброситься на нее.
– Похомов, ты рехнулся? Угомонись уже. Эту девушку нужно просто оставить в покое. Я про Лизу сейчас говорю.
Дмитрий упрямо замотал головой:
– Нет. Билет в мою постель ей был прописан, едва она появилась в клубе.
Мужчина, ворвавшийся в кабинет без предупреждения, заставил Борзого вскочить на ноги. Каким таким ветром могло занести сюда самого Зарутского? Пашка, и тот с приоткрытым ртом застыл.
– Ты бы секретаршу сменил, птенчик, – просипел тот прокуренным, севшим голосом, – Слишком уж неубедительно она мямлит о том, что Дмитрий Аркадиевич занят.
Похомов со всех сил боролся за внутреннее самообладание, но неприязнь к этому человеку брала верх над разумом. Злейший враг его отца, и Алексея Гордеева собственной персоной.
– Ты, Макар, часом дверь не перепутал? Кабинет отца
