и такая болтанка сомнений раскаляла в нем отчаяние. Сюрпризом стала смска от Кристины, что халат понравился Емельяну и если будет к воскресенью, то он купит и выйдет в нём на октагон.
В четверг после занятий эскиз пальто попал в ателье, и там Ермолай озадачил двух швей предложением поработать в выходные. Сам же, думая, где дешевле и лучше взять ткань для халата, отправился в спортзал вуза побить груши и манекены. После полутора часов тренировки смыл пот и ругнулся на мертвый телефон – батарея села, зарядку не взял. А надо бы позвонить: последние два дня Аня была вялая, плохо спала. Сегодня ушла домой раньше. Ермолай беспокоился. И не зря.
***
Дорога до районной больницы заняла чуть больше часа. Ермолай неосознанно отметил резкий силуэт бледно-зеленой униформы женщины-врача, лет за сорок, с тусклым и отечным лицом.
– Вы к Степановой? – прозвучал над бурым кафелем приёмного отделения усталый тихий голос.
Подошел, ожидая беды, сердце ухало в животе.
– Да.
Безучастный взгляд доктора скользнул по нему и остановился где-то за спиной.
– Сейчас ваша жена в норме. Пока. Болезнь редкая, и чтобы исключить риски с ребенком, нужны лекарства. Вот список, – врач протянула листок. – Это хорошие препараты. Чем раньше, тем лучше.
– Можно к ней?
– Нет. Завтра, в часы посещений. Я и так не должна с вами здесь объясняться.
Ермолай вытащил из кармана несколько купюр, не глядя сунул в карман униформы.
– Пожалуйста. Она ждёт. Звонила несколько раз, а у меня телефон сел.
Через десять минут в белом халате вошел в палату. Аня была бледна, как молоко, руки вытянуты вдоль тела, взгляд застыл, а ее каштановые волосы разметались по подушке. Она шевельнула только белками, когда он вошёл и сел на стул рядом с койкой. Стерильность, запах лекарств, красные точки в вене на её руке, следы слёз на щеках жены – Ермолай впал в замешательство, молчал, смотрел и скоблил ногтем кожу на скуле.
Аня всхлипнула:
– Уходи!
Он опешил, вскочил, но снова сел и забормотал:
– Ань, не волнуйся. Ты как себя чувствуешь? Я завтра приду, принесу лекарства.
Она ещё раз всхлипнула, повернулась к нему спиной, а лицом – к окну с выцветшими бежевыми жалюзи. Подтянула колени к животу. Ермолай теперь видел перед собой не цветущую фигуристую девушку, а рыдающий комочек. Встал, чтобы обнять.
– Не надо, не приходи больше, – проговорила она злобно-истеричным голосом. – Мама приедет.
Он застыл: слова острыми иглами проткнули душу, впуская бессилие и боль.
– Ань, всё решим.
Ермолай отшатнулся, когда Анна резко повернулась и села. Взгляд горел гневом, а губы-бантики смялись в бесформенную тряпку.
– Я уже решила. Как выпишут, разведёмся. Ты же со мной был только из-за удобства: отец хорошо помогает, так и в Москве можно жить, а не мотаться из подмосковных куличек. А я терпела, чтобы
