все жестче. – Я это сделал. Когда настал день проведения спецоперации, я должен был быть там вместе с отрядом. До этого меня подготовили – как себя вести, что делать. Стреляю я очень хорошо – научился задолго до того. Смелости тоже было не занимать. И безрассудства. А что еще нужно…
Потом повисла затяжная пауза. Я думала, не переживу этого момента.
Когда он продолжил, его голос звучал как из могилы.
– Моя задача была проста: я хорошо знал дорогу, куда должны были пройти натовцы, для того чтобы окружить противника. Я повел отряд. Это были новобранцы. Я не знал их имен, не знал, откуда они. Даже не помню, на каких языках они разговаривали. Не думаю, что у них было больше опыта, чем у меня – скорее, намного меньше. Перед ними просто поставили задачу, которую нужно выполнить. Когда мы пришли туда, стояла тишина, очень сильно палило солнце, несмотря на деревья и кусты, среди которых мы прятались. Мы должны были сидеть тихо и ждать прибытия других отрядов с других сторон, чтобы образовать кольцо. – Он тяжело перевел дыхание. – Потом внезапно раздался треск, как будто падало что-то тяжелое. В одно мгновение все как будто поглотила буря из песка и огня. Я понял, что кричу что-то, но все заглушают выстрелы. Потом прогремел взрыв – кто-то бросил гранату. Я не знал, кто это был – арабы или американцы. Волной меня отшвырнуло дальше в кусты, и сверху окатила волна песка. Наверно, меня контузило – в глазах туман, в голове шум. А потом резко – тишина. Я думал, что окончательно оглох, но когда песок рассеялся, я поднял глаза и увидел, что произошло… – Он резко замолчал, и на какое-то время между нами повисла тишина.
А перед моими глазами предстала жуткая картина того, что произошло несколько лет назад на земле, выжженной войной. Мне вдруг отчаянно захотелось кричать – так, как кричал он тогда, после безжалостно прогремевшего взрыва, но я понимала, что с трудом дышу.
– Ни один не выжил… – его голос разрезал эту зловещую тишину, как колокол, предвещающий беду… и скорбящий о безвозвратной утрате. – Никто… кроме меня.
– Лео…
Снова затянувшаяся пауза, прежде чем он продолжил.
– Позже, когда отряды НАТО высадились на территории, нашли меня и загрузили в вертолет, я уже знал… Когда они привезли меня в больницу и обрабатывали мои царапины, я слышал, что они обсуждают между собой. Но к тому моменту я уже все знал. Я знал, что была засада. Что нас заманили в ловушку. Знал, что моему знакомому арабу-корреспонденту неплохо заплатили за выдачу схемы операции, которую он якобы узнал от боевиков. Но потом боевики заплатили ему еще больше, чтобы он выдал им наш гениальный план. Который он знал на зубок благодаря мне.
Когда он произнес последние слова, я наконец набралась смелости и взглянула на него. Я ожидала увидеть ужас, гнев, страх, слезы, все вместе на его лице, но не увидела ничего. Оно оставалось таким же каменным, взгляд – холодным и равнодушным. И только в этот момент я поняла весь ужас того, что произошло тогда, шесть лет назад, в Ираке, и сейчас, в этой комнате с видом на
