виднее. Дар и сам лет в четырнадцать перестал называться полным именем, считая его «девчоночьим».
– У вас там все имена двойные? – полюбопытствовал он.
– Большинство. Обычай такой, древний. Кошмарный, по-моему.
– Что за обычай? В смысле – откуда он?
– В древности считалось, что, давая ребёнку имя, родители тем самым определяли его судьбу и характер. Не просто влияли, заметь, – определяли! Не помню точно, какая часть имени к чему относилась, но набор этих составных частей был строго ограничен, и все его знали. Назвать ребёнка каким-либо другим именем, заимствованным или придуманным, было попросту недопустимо.
– И что же? – изумился Дар. – Все так и жили? По своим именам? И ни разу ошибок не случалось? Ну когда дитё вырастало и характером под имя не подходило?
– Я же говорю – кошмарный обычай, – согласно кивнул Кенир. – Наверняка случались. Понятия не имею, как их объясняли. Сейчас, конечно, всё не так. И имена добавились, и значения доброй половины никто уже не помнит. Но сокращать всё равно не принято. Вроде как ты у человека что-то отнимаешь, частичку его самого.
– А я у тебя, часом, ничего не отнял? – усмехнулся Дар.
Кенир посмотрел на него так, будто он заявил, что хлеб растёт на деревьях.
– Ну если трёхлепестковая вельветка вправду счастье приносит – тогда, конечно.
– У нас ищут белый марис, – рассмеялся проводник. В любом краю, у любого народа обязательно найдётся такое поверье. Про необычный цветок, который счастье приносит.
– Белого мариса не бывает, – возразил Кенир.
– Бывает, только очень редко. А про трёхлепестковую вельветку я вообще не слышал.
– Попадается иногда. Так же как и счастье.
Последнюю фразу Кенир произнёс с беззаботной усмешкой, но в глубине его глаз вспыхнул чёрный огонь тоски. Дар был уверен, что это ему не показалось.
– Почему… – начал он, и замолчал, не договорив. После его вопроса разговор едва ли хорошо закончится. К тому же лицо Кенира снова приняло прежнее благодушное выражение, и напоминать ему о плохом Дар уж никак не желал.
Кенир тоже не желал вспоминать. О том, что его, в отличие от Дара, нигде не ждут. Не ждут настолько давно, что даже нынешнее путешествие – это просто попытка обмануть самого себя. Он не верит – ну или почти не верит – что, открыв двери таинственного Храма на Змеевом Хребте, найдёт то, чего не искал. Ведь для этого должно случиться чудо, а чудес не бывает.
И счастье – это тоже чудо. Со всеми последующими выводами. Хорошо, что Дар не стал ни о чём спрашивать. Какое ему дело? Никакого, верно?
Проводник рассеяно бросал тонкие веточки в костёр. И глаза его улыбались меньше обычного.
– Давай спать, – зевая и потягиваясь, сказал Кенир. – Ночь уже. А за имя всё-таки спасибо.
Задорные искорки вернулись во взгляд Дара.
– Знаешь,
