томный стон. Кожа истончилась, стала болезненно чувствительной, горела и плавилась под мужскими ладонями. Ткань его рубашки казалась колючей, лишней, неправильной. И мешала, ужасно мешала…
Не отрываясь от его губ, Инга протиснула руки между собой и Стасом, дрожащими пальцами принялась расстегивать пуговицы. Где-то краем сознания мелькнула неизвестно как задержавшаяся здравая мысль. Ежки-матрешки! Что она делает?
Неважно. Она подумает об этом после.
Глава 8
Последняя пуговица сдалась, Инга жадно прильнула к Стасу, запустив руки под его рубашку. Это было упоительно приятно – прижиматься вот так вот голой кожей к его обнаженному торсу, с восторгом гладить крепкую спину, ощущая под пальцами литые узлы мышц. Чувствовать его горячие ладони, блуждающие по телу… И целоваться, целоваться, целоваться бесстыдно, жарко, бесконечно. До звона в ушах, до темноты перед глазами, до сладких спазмов внизу живота, не в силах оторваться от умопомрачительно вкусных губ.
Но что-то мешало полностью потерять голову, погрузиться в чувственный дурман, в блаженную негу. То ли мысль, то ли неясное ощущение тревожило, не давало покоя, скреблось в мозг предчувствием опасности. Что-то не так. Что-то неправильно. Что? Стас… Его тело… Оно горячее. Слишком горячее, неестественно горячее для человека. Температура за сорок! При такой температуре люди лежат в бреду, а не бегают по чужим квартирам, сражаясь с непонятно чем.
Сразу ярко и отчетливо вспомнились пальцы, сдавливающие ее шею, трупы на ковре, превращающиеся в черный клубящийся дым, страх и шок.
Вмиг отрезвило. Будто ведро холодной воды на голову вылили.
Стас тут же замер, явно почувствовав эту перемену. Неохотно разжал объятия, отстранился, вбив кулаки в карманы. Хищное гибкое тело напряглось, пытаясь унять дрожь, высокий лоб покрылся испариной.
– Извини… – хрипло прошептала Инга, избегая смотреть ему в глаза. Дыхание все еще было неровным, голос вибрировал, выдавая волнение. – Я…
А что она?! Инга едва не застонала, представив себя со стороны. Зареванная, взлохмаченная, в разорванной одежде и одеяле, она приставала к постороннему мужчине. Теперь он точно черт знает что о ней подумает. И то, что он сам виноват во всем, что тут случилось, вовсе не служит оправданием ее неприличного поведения.
– Нет, это ты извини. Я не должен был…
Он не договорил, но она закончила за него сама: вообще не должен был появляться в ее жизни и пускать все под откос.
– Тебе пора!
Стоило ей произнести эти, в общем-то, простые два слова, как страх вернулся. Не страх – ужас! Она ни за что не хотела оставаться в квартире одна. Сколько бы ни убеждал ее ночной гость, что все будет в порядке и странные сущности, которые напали на нее, уже не вернутся, она не могла в это поверить до конца.
– Хочешь, я останусь? – спросил он.
– Да, –
