от времени вся троица бросала на Женю косые взгляды. Инородное тело, деловито мастерящее куличики в противоположном углу их песочницы, им было явно не по душе.
Пластиковую машинку из песочницы скоро заменит настоящая. А играющие в куклы девочки сами превратятся в кукол.
Фразу «Нет, это дорого» чаще всего слышали стены магазинов игрушек. Но не эти дети.
Родители прекрасно понимали, что этот Железный человек, который стоит как четырехколесный велосипед, в скором времени будет пылиться где-то под кроватью или встретит свою смерть в пасти бесноватого домашнего пекинеса. Их это мало волновало. Они покупали своему ребенку не игрушку, а его исключительность. Фразой «Мой ребенок достоин самого лучшего» очередная госпожа Простакова воспитывала в своем ребенке очередного Митрофанушку.
Женя однажды был свидетелем такой покупки – самое удивительное, что мама того пацана даже не произнесла сакраментального «А что надо маме сказать?». И ни слова про пресловутый стакан воды в старости. Просто рассчиталась и бросила ему: «Пойдем». Как будто купила грохотку яиц в «Ашане».
Песочница уже давно канула в Лету, а они с Рахманиновым – нет. Все так же стоят и рассматривают дорогие игрушки.
Родители полагали (и надо отдать должное, вполне справедливо), что телефон во внутреннем кармане рахманиновской куртки проживет яркую, но недолгую жизнь. «Через день его хулиганам отдашь», – отрезала мама, когда Рахманинов заикнулся о телефоне. Глагол мамой подобран был как нельзя более точный – она не говорила: «У тебя его отберут», потому что «отобрать» подразумевает хоть какое-то сопротивление.
Узнающая уже их продавщица, вечно жующая жвачку неформалка с беспросветно-черными волосами и пирсингом в носу, вызывающе на них смотрела – двое доходяг с квадратными портфелями и сменкой в тряпичных мешках могли доконать кого угодно только одним своим присутствием. На всякий случай она старалась сразу спрятаться за наушниками от случайных вопросов в духе «Сколько мегапикселей камера?» и «Сколько мегабайт памяти?».
– А вообще, так нельзя делать, как она делает, – бурчал Рахманинов на выходе из подземного перехода. – Клиент всегда прав.
Пошатавшись еще минут 40, два недовольных «клиента» покупали тархун и шли домой.
ГЛАВА 2
prohibition [prəʊɪbɪʃn] – сущ. запрет, запрещение
injustice [ɪnʤʌstɪs] – сущ. несправедливость, беззаконие
helplessness [helpləsnəs] – сущ. беспомощность, беззащитность
Шли обычно к Рахманинову. Его дом был почти на самом вокзале – сидя на кухне, вся его семья отчетливо слышала, какой поезд и с какой платформы сейчас отправляется.
Их полуторка пахла так же, как пахнут все остальные полуторки в этом районе: немного водки, немного дешевых сигарет,
