style="font-size:15px;"> – Ты не должен никого осуждать. Пусть будет так. Хорошо, что ты на анчу не похож. Ну, может, разве что, когда бледный и замёрзший, похож.
– А то бы что? – глаза Петрика нехорошо блеснули.
– Ну… Я не знаю, – забормотал я, вдруг сообразив, куда он клонит и почему он был так сильно расстроен тогда ночью, когда мы передали Воки полиции.
– Думаешь, меня бы не отдали кому-нибудь на воспитание? Или даже что-нибудь похуже?
Я не понял, что может быть ещё хуже, но сказал:
– Твои родители, и вообще все, тебя любят, Чудилка. Радуйся, что тебе повезло.
– А если бы я родился таким, как ты?
Вот тут я встал в тупик.
– А что у вас в семье делали с такими, как я?
– А я не знаю, – с вызовом сказал Петрик, но было понятно: знает.
А я предпочел не спрашивать больше. Но подумал: отданному на воспитание ребенку может и повезти. Смотря кому отдать. Родители могут проявить заботу, подыскать хороших людей, да и потом не бросать по жизни.
– Петрик, – спросил я, – а почему ты всё это знаешь? Твоя семья должна соблюдать тайну, хранить её в первую очередь от тебя.
Он покачал головой:
– Приходит время – и детям нашей семьи рассказывают всё. Всем без исключения. Всю правду. Пока они ещё… Как бы это сказать? Чтобы они подготовились к тому моменту, когда захотят создать семью.
– Зачем?
– Ну, Миче, ну пошевели мозгами. У меня запросто может родиться беленький ребеночек. Особенно, от Мадины Корк.
– Мама!!!
– Да не ори!
– У тебя?! И что? И как? И куда ты его денешь?
Петрик вдруг развеселился и засмеялся:
– Я отдам его тебе, Миче. Поскорее женись.
Я стоял там, посреди улицы, как заместитель фонаря. Я разевал рот, как голодный птенец. Петрик продолжал изгаляться:
– Разве ты откажешься? У тебя кого только нет. Коркины дети в полном составе и Инара Чикикука.
– Ты знаешь про Инару? – ахнул я.
– У меня же есть уши. И мозги. И глаза. Если я попрошу, ты примешь моего ребёнка? Ты и Ната, вы согласитесь?
И я ответил:
– Клянусь тебе, что да. Мы всё продумаем заранее, разыграем, как по нотам. Не беспокойся. Вашего с Мадиной ребёночка мы будем любить, как своего. Мы никогда не запретим вам с ним общаться. И, если у вас родятся другие дети, пусть они дружат, если вы захотите.
И Чудила сел прямо в сугроб под фонарём и закрыл глаза. Я вообще не понял, что это с ним и чего это он. Я тряс его за плечо и звал, но он не отзывался, и сидел так довольно долго совсем безо всяких эмоций. Тогда я решил, что он умрёт прямо сейчас от разрыва сердца, от жалости к своему ребёночку. Я ещё раз сказал ему, что буду любить малыша. Я же хорошо обращаюсь с Лалой Паг. Что если он сейчас же не прочухается, я позову доктора. Чудила встал, и как-то так,
