порывах какая-то частица ветра проникает внутрь, выдувая весь наш уют. Язык пламени свечи начинает неистово прыгать, приходят в движение тени, которых так много вокруг, и в такие минуты мне становится немного страшно. Господи! Что со мной происходит? Думал ли я, отправляясь, казалось бы, в безобидное, на первый взгляд, путешествие, что придётся пережить столь ужасные приключения?
1
Старик умирал. Казалось, даже горстка свечей, вцепившаяся в далеко нероскошный, не изобилующий лишними инкрустированными безделушками подсвечник, который в эту скорбную минуту стоял у изголовья старика, проникалась драматизмом момента и обильно роняла свои восковые слёзы, вначале торопливо сбегающие вниз, затем замиравшие окончательно. Угасала жизнь и в глазах старика. Троих человек, склонившихся в этот миг над стариком, обуревали разные мысли. Лекарь, проведший последние дни довольно много времени возле умирающего, пытавшийся поставить на ноги несчастного, сейчас только осознал, что все его старания тщетны, что совсем скоро его помощь уже не понадобится, и он покинет этот дом. Пастор, живший неподалеку, зачастил в последнее время в дом соседа, резонно предвидя, что, возможно, понадобится помощь; сейчас его час настал, ибо на первый план выходят не лекаревы примочки да зелья, а его, пасторово, Божье слово. Лишь статный молодой человек лет двадцати пяти – сын несчастного – отказывался верить в реальность происходящего. Да, старик слаб, да, время отойти в мир иной рано или поздно неотвратимо настигает всех, но бесконечно любящее сыновье сердце отказывалось верить в реальность происходящего.
Все трое настолько увлеклись своими мыслями, что совершенно не обратили внимание на шум, донесшийся с парадного. А события развернулись там, нужно сказать, прелюбопытнейшие.
– Как это так?! – Возмущался только что прибывший молодой человек при шпаге, будучи крайне возбужденным и агрессивным. – Не явиться на дуэль! Неслыханная трусость!
– Да помилуйте, господин! – Старый дворецкий с пышными бакенбардами отчаянно пытался успокоить гостя. – До этого ли молодому хозяину! Старый граф умирает. Мыслимо ли такое, чтобы сын покинул в смертную минуту родного отца ради дурацкой забавы?
– Дурацкой забавы?! Да ты глуп, старик! Что может быть дороже данного слова и защиты поруганной чести? Пошел вон, дурак! Где этот трус?
Гость бесцеремонно и грубо оттолкнул дворецкого и решительным шагом направился вглубь дома.
– Помилуйте, милостивый государь… – Дворецкий попытался подняться с земли, где очутился после толчка, но ушиб оказался настолько сильным для старика, что он лишь застонал да так и остался сидеть в неловкой позе.
Гость тем временем, будучи впервые в этом доме, открыл подряд несколько дверей, поразился угнетающей пустоте комнат, чертыхнулся для разрядки пару раз, пока, наконец, не оказался в спальне старого графа.
Сделав несколько решительных шагов с твердым намерением
