Просто голова кругом. А что с ними делать? Надо будет придумать. Но не сидеть же здесь в аэропорту и не ждать, когда его возьмут с поличным. Пришьют срок за укрывательство.
Выход был один – возвращаться в часть. Он подпишет контракт, как его просили, останется там и будет ждать момента, когда с этими камнями можно будет слинять. Когда про него забудут.
Наверное, его сейчас везде ищут. На вокзале в том числе. Нет, вернуться в родную часть – самое то. И там залечь на дно. Переждать.
Кстати, не так уж плохо там ему было. Лучше быть первым в деревне, чем вторым в городе. Не он опять же сказал, но и с этим он полностью согласен.
И он вернулся в часть. Написал задним числом – на всякий случай – заявление о сверхсрочной. «Батя» прослезился, расцеловал и подмахнул, как всегда, не глядя.
Теперь у него было алиби. Пусть хоть такое хлипкое. К тому же он верил, что в обиду его здесь не дадут. Он верил в судьбу. Верил, что все, что ни делается, – к лучшему. Значит, ему предначертано побыть здесь еще год-другой. Такие деньги, спрятанные в тюбике с шампунем, он не заработает на гражданке и за пятьдесят лет. И это «ангел-хранитель» вручил ему бриллианты, отправив обратно, на дорогу своей судьбы. Ибо в том самолете она бы оборвалась… Самолет разбился, заходя на посадку. В Новосибирске…
9
Слава Грязнов ходил по моему кабинету и говорил, говорил, размахивая руками. Время от времени останавливался, чтобы переспросить: «Старичок, у тебя действительно ничего не осталось в сейфе?»
– Может, нам самим слазить туда на чердак и своими руками там все перебрать-перещупать? – вдруг спросил он.
– Восемь дней прошло, – махнул я рукой. – Ни одного свидетеля. Уж как я этих ребят с Украины пытал. У них одно на уме – скорей бы вернуться домой. Ничого не бачили, ничого не слыхали…
– У тебя есть протокол допроса – магнитофонная запись их рассказа? – спросил Слава. – Ты ничего не упустил?
– А они ничего толкового и не рассказали, – вздохнул Володя Фрязин. – Их показания уместились на полстраничке протокола.
– Подумаем еще раз. – Слава приложил палец к губам. – Этот банк «Лютеция» был открыт в ноябре девяносто первого года. Понимаешь?
– На деньги родной партии и дорогого правительства, – усмехнулся я. – Тебя, Славик, я позвал, как свежую голову. Чтобы ты смог взглянуть на все со стороны. А ты опять нас толкаешь на ту же стезю. Ах, золото компартии! Где оно? Там же, где золото инков.
– Все сказал? – спросил Слава, уперев в меня свой указательный палец. Есть у него такая вредная привычка. Не помню, говорил ли о ней?
– Все! – сказал я.
– Нет, не все, – мотнул он своей некогда рыжей, а теперь наполовину пегой, лысеющей головой. – Ты не ответил на мой вопрос: осталось ли у тебя что-нибудь в сейфе?
Чертыхнувшись, я полез в сейф. Он следил за мной, чуть склонив голову набок, подобно курице, ожидающей, подсыплют ли ей зерна.
– Мне нужна твоя свежая голова, – повторил
