Ему вдруг на секунду показалось, что перед ним не арка с видом на старую аллею, а портал, ведущий в неизвестность. Он огляделся. Напротив старика лежало, приглашая присесть, еще одно бревно. Путники сбросили рюкзаки и плюхнулись на него. Лиза выглядела уставшей, она грустно поставила локти на колени и подперла ладонями щёки.
Дитрих неспешно достал клеёнку, расстелил её прямо на обочине дороги. Затем вытащил продукты, термос. Кое-что им собрала Зинаида Петровна. Пара огурцов, размякшая шоколадка, лепёшки. Он заварил лапшу, порезал огурцы на дольки, разорвал лепёшку на куски.
– Угощайтесь! – предложил Дитрих старику.
– Я не ем, – неопределённо ответил Жак. – Кушайте на здоровье!
Отец с дочерью принялись устало и молча жевать.
– Тяжело, – вслух пожаловался Дитрих. – И зачем? Никому это не нужно!
Ему вдруг от усталости и плохого настроения полезли в голову зловредные мысли.
«Все люди – дерьмо вонючее! Занимаются бестолковыми делами. Хоть бы кто делал что-нибудь путное! Как можно было довести мироустройство до состояния полной гнусности? Нет, люди тут ни при чём. Это всё сволочная болезнь. Откуда ко мне прилипает вся эта зараза? Несправедливо! Почему мне не дано хоть чуть-чуть пожить в своё удовольствие? Другим же даётся! Почему не мне? Ребёнок отнимает жизнь и здоровье, как бы крамольно это ни звучало. Вот бы сейчас оказаться одному – на необитаемом острове! – уж, наверное, было бы вольготно и упоительно. Прочь, прочь, поганые мысли! Я не хочу об этом думать! Почему вообще я об этом думаю?»
Дитрих нежно взглянул на Лизу. Как хорошо, что люди не умеют читать чужие мысли. Иначе мир превратился бы в ад.
Жак вдруг посмотрел на него в упор и негромко произнёс:
– Человеку не даётся испытаний, которые он не может вынести. Испытания даются для того, чтобы их преодолеть.
– Извините, я в это не верю. Существуют непреодолимые обстоятельства. Бывает боль, которую невозможно вытерпеть.
Жак улыбнулся.
– Человек есть мера всех вещей существующих, что они существуют и не существующих, что они не существуют. Вы можете думать о боли, или о счастье, или о цели. О чём думать – это ваше право, верно?
– Как я могу думать о счастье, будучи несчастным?
– Невозможно пробежать марафон без тренировок.
Дитрих не на шутку разозлился.
– Вот вы, уже пожилой человек. Смогли бы вы начать тренироваться и пробежать марафон, о котором упомянули? Сильно сомневаюсь. Развели демагогию. Откуда вам знать степень боли другого человека, если сами не находитесь в его положении? Все эти советы миллиардеров беднякам о том, как научиться ни в чём себе не отказывать. Идите все в задницу!
– Папа, – дёрнула его за рукав Лиза, протягивая чашку с недоеденной лапшой. – Я не буду.
Дитрих взял чашку и раздражённо вылил остатки в зелёную траву за бревном. В зелени образовалось белое омерзительное
