и смахнула благодарную слезу.
На следующий день Вакулиха тихонько подошла к двери комнаты, где разговаривали брат и сестра, прислушалась. Разговор, видимо, был жаркий. Сергей что-то горячо и восторженно рассказывал, а Катя затравленно кричала: «Я заткнула уши, я ничего не хочу слышать».
«Правильно, сынок, правильно,– похвалила Мария Степановна, отходя от двери,– пусть уж лучше родной человек расскажет про эту столичную скверну, нежели сама рылом ткнется».
Про рыло мать сказала по инерции, так как политесов никаких не изучала, а если и изучала, то подзабыла. Наоборот, лицо у Катеньки пригожее, тугое, как яблочко наливное, и совсем , кстати, не рябое, а больше в легкую крапинку, очень даже симпатичную на девичьем бархатном личике.
Вот неделя проходит, другая. Пора собираться в дорогу. Зарезали корову и кабанчика. Корову на базар, половину кабанчика тоже, вторая половина пошла на проводы. Гуляли с таким размахом, что едва на поезд не опоздали. Впопыхах Мария Степановна в последний раз проверила, все ли положила во второй Катенькин чемодан. Она уже собиралась его закрывать, когда из бокового карманчика вдруг выпал целлофановый пакетик. Мать сперва покрутила его в руках, не понимая назначения, но потом до нее дошло.
– Катя,– гневно задохнулась Мария Степановна,–что это такое, паршивка ты эдакая?!
– Что такое, что такое,– огрызнулась дочь. – Презервативы. Твой Сереженька порекомендовал взять и постоянно иметь при себе. Это главный совет, который он мне дал.
Марии Степановне осталось только развести руками.
Комплексная подготовка
–Внимание, внимание! Отдохнули? Очень хорошо. Продолжим наше занятие. Сосредоточились, углубились в себя. Поиск духовного начала, дороги к храму, накопление сил для мощного творческого разряда.
– А пиво можно?
–Повторяю, никаких стимуляторов. Поиск внутренних резервов души, активизация жизненного опыта, мудрости, таланта, черт возьми. Так, работаем. Дрюцкий, ты в главной роли. Созрел?
– Еще кисловат.
– Ничего, ничего, через тернии к звездам. Метишь в звезды?
– Ну скажете, Клавдий Митрофанович, Я пока еще на второстепенных ролях, сами знаете.
– Вот и дерзай, наигрывай. Сейчас репетируем сцену. В эпизоде, значит, герой получает коварный удар в спину. Это его подкашивает, он падает, он страдает, и не столько от физических, сколько от душевных мук: он не ожидал такой подлости, такого коварства. И когда? В минуту, когда все решается в жизни героя: здоровье, работа, место в жизни, результат тяжких многолетних трудов. Ну, Дрюцкий, падай…
– Доски, Клавдий Митрофанович. Жестко.
– Я тебе дам– жестко! Падай, говорю.
– Ну падаю, лежу.
–…гну.Тебе сказано: как подкошенный…
– Подстелите хоть что-нибудь. Больно же.
– Садитесь, Дрюцкий. Как там у Высоцкого?
