последнюю беседу никак нельзя было назвать желчной. Отношения между ними не являлись поверхностным знакомством, скорее они представляли собой профессиональное содружество. Он удивил ее, пригласив на обед, а затем в театр. Эстер приняла приглашение – и получила столько удовольствия, что сейчас даже слегка задрожала от счастья.
Поначалу эта внезапная перемена в их отношениях вызвала чувство неловкости. О чем с ним говорить? Впервые Эстер задумалась над темой, к которой они проявили бы общий интерес. Прошли годы с тех пор, как она обедала с мужчиной по поводу, не связанному с профессиональной деятельностью.
Но Эстер не приняла во внимание, насколько умудрен жизнью ее новый знакомый. В деле с клеветой она увидела его только со слабой стороны. За обедом и в театре он вел себя совершенно иначе. Тут он командовал. Как всегда, Рэтбоун был одет безукоризненно, но с той легкой небрежностью, которая подчеркивала, что ему больше не нужно производить впечатление – положение уже обеспечено. В разговоре он легко касался любых тем – искусства, политики, путешествий, слегка философствовал и высказался по поводу банального скандала. Он заставил ее смеяться. Сейчас Эстер вспоминала, как он сидел, откинувшись в кресле, и смотрел прямо на нее. Глаза у него были необычные, они казались очень темными на худом узком лице, обрамленном русыми волосами; нос был длинноват, а рот – капризен. Никогда она не видела его таким расслабленным; обязанности и право словно перестали для него что-то значить – по крайней мере, на какое-то время.
Один-два раза Рэтбоун упомянул своего отца, человека, с которым Эстер несколько раз встречалась и очень полюбила. Он даже рассказал ей несколько историй из своей студенческой жизни и поведал о первых опытах работы, закончившихся полным провалом. Эстер не знала, сочувствовать ему или смеяться, но, взглянув в его глаза, она наконец расхохоталась. Внешне он не выразил неудовольствия.
Они чуть не опоздали в театр и заняли свои места, когда занавес начал подниматься. Давали мелодраму; труппа играла ужасно. Эстер сидела, стараясь убедить себя, что все не так уж плохо и надо смотреть на сцену. Сидевший рядом Рэтбоун непременно заметил бы, если б она начала больше интересоваться публикой в зрительном зале. И Эстер сидела, упорно глядя перед собой и стараясь насладиться представлением. А потом, после одного особенно ужасного пассажа, бросила взгляд на Рэтбоуна и увидела, как он морщится. Через минуту взглянула снова и на этот раз поймала его ответный взгляд – в нем светилась сочувственная улыбка.
Она прыснула, а когда ее спутник достал большой носовой платок и приложил ко рту, Эстер поняла, что он едва сдерживает смех. Потом наклонился к ней и прошептал: «Может, нам уйти до того, как нас попросят не мешать представлению?» Она с радостью согласилась.
Они бродили по обледеневшим улицам, хохоча, разыгрывая в лицах наихудшие диалоги и пародируя сцены. Остановились у жаровни, где уличный торговец продавал жареные каштаны, и Оливер купил два пакета; они пошли дальше
