он стал рассказывать мне, как вместе с Иосифом когда-то ходил по грибы:
– Иосиф в то время еще учился в институте и сватался к Варваре. И вот когда мы вышли на окраину леса, – говорил он, – то увидели богатющий коттеджный поселок. Вот тогда Иосиф сказал мне: «Разграбили Россию, суки. На украденные у народа деньги дворцов понастроили. Ничего-ничего, когда-то я приду сюда с автоматом». А когда Иосиф соорудил вот этот ханский дворец, – я спросил его, – что ты будешь делать, если кто-то придет сюда с автоматом? И знаете, что он ответил? Он ответил: «Убивать буду!». Вот такая метаморфоза с человеком случилась… А когда-то джинсами фарцевал, десятку до получки занимал у меня. Но сейчас, видимо, опасается, что из-за всего этого богатства могут за задницу крепко взять…
После этих слов Юрий оглянулся по сторонам и перешел на шепот:
– Вы про Кузнецова, министра финансов Подмосковья, слышали? Ну, тот, который стырил 10 миллиардов и удрал с женой в Лондон. Так вот, Иосиф Шепелевич был у него в подельниках! А когда почувствовал, что дело пахнет керосином, стал собираться за бугор, и целый месяц уговаривал отца моего дачу на себя переписать. Причем, таких дач у него аж две! Вторая в Барвихе. Батя и слышать про это не хотел! Упирался изо всех сил. Тогда Иосиф Варвару в прорыв бросил. Она перед отцом только на колени не становилась! И Петрович перед любимой дочкой не устоял, – через месяц сдался. Теперь примет на грудь и втихаря жалуется мне: «Я на этой даче как вор живу!». Только между нами: он до сих пор жене про эту сделку не сказал – бережет ее сердце. Но и это еще не все… Сестра моя уже на второй день после того, как были переоформлены документы, попросила отца завещать дачу ей… Я Варвару теперь видеть не могу! Тьфу!
После этого рассказа Юрия мне еще больше стало понятно, что в семействе Гартиных существуют серьезные распри. И потому старался даже намеком не встревать в них.
Обо всем этом я вспоминал и в тот вечер в арктической гостинице, и утром. И мучаясь догадками о причине самоубийства Гартина, снова и снова звонил друзьям в Москву. Но никто из них так и не развеял туман.
А пурга лютовала на Новой Земле уже второй день. И лишь к вечеру немного ослабла. Но летной погоды в штабе базы по-прежнему не обещали. Возвращаясь из столовой в гостиницу, я вдруг разглядел в снежной темноте, чуть в стороне от дороги, мутную каплю электрического света. И вспомнил, что там должна быть небольшая деревянная церковь. Я направился к ней, взобрался по скрипучим заснеженным ступеням к входу и открыл дверь. В полумраке, пахнущем горящим воском и ладаном, я заметил священника с подсвечником. Он повернул голову в мою сторону. Я легким поклоном подал ему знак приветствия. Он ответил тем же и пошел мне навстречу. Я сказал ему, что у меня есть вопрос, на который я не знаю ответа, – почему священники не хотят отпевать самоубийц?
Подсвечник в руке священника дрогнул. Он переложил его с правой руки в левую, перекрестился и настороженно спросил меня:
– Почему вы спрашиваете меня об этом? У вас есть такие грешные намерения?
