– теперь Эльге и Олегу Предславичу полагалось обойти с ним печь, но огромный каравай был так тяжел, что еще две женщины им помогали его держать.
Вынесли наружу, где уже истопили самую большую хлебную печь, переложили на лопату.
Каравай на лопату сел,
Каравай в печку глядит,
Ты пекись, пекись, каравай,
Ты удайся, удайся, каравай,
На удачу на весь век!
Под песню Олег Предславич вдвинул лопату с караваем в печь, потом вынул; потом еще раз так же!
– Неси меч, руби печь! – кричали вокруг женщины. – Каравай не лезет в печь!
– Давай еще разок! – вопили мужчины и добавляли разные замечания, от которых Предслава краснела и закрывала лицо краем убруса.
Движения лопаты в устье печи и обратно намекали на законное продолжение свадебного обряда, а в каравае этом заранее «выпекались» все будущие дети.
На третий раз каравай наконец уселся на место, девки поднесли каравайницам воду. Первый вымыла руки Ута. Потом обернулась, окинула взглядом толпу, с ожиданием следившую за ней. Шагнула к Люту Свенельдичу – своему деверю, и мокрыми ладонями провела по его щекам.
Лют заорал, будто его окатили ведром ледяной воды, под общий хохот отпрыгнул в сторону. Эльга вынула руки из лохани и мягко коснулась лица Олега Предславича, передавая ему благословение каравая. Одна за другой женщины мыли руки, потом «умывали» мужчин; одни принимали это смиренно, другие кричали и якобы пытались убежать, но их ловили, подталкивали, тащили назад. Расшалившись, каравайницы совали руки в воду заново и выискивали себе новую жертву; по всему двору поднялась толкотня и беготня.
– Вон у тебя тесто на бороде! – кричала Соловьица, наступая на воеводу Асмунда.
Тот со смехом отшатнулся, едва не налетел на Эльгу; увидев ее, метнулся в сторону. Смеясь, Эльга и Соловьица вдвоем погнали его по двору среди общего мельтешения. Под руками их проскочил Лют, убегающий от юной Миловзоры. Его все хотели «умыть» – младший сын воеводы Свенельда был почти так же хорош собой, как старший, но не внушал такого трепета. Многие дочери боярские, едва плахту надевшие, не сводили с него восхищенных и призывных взглядов.
Следя, как Взорка гонится за Лютом, Эльга отвлеклась и вдруг налетела на кого-то. Обернулась и увидела прямо перед собой Мистину. Он смотрел на нее с ожиданием, даже с вызовом.
– А меня что же никто благословить не хочет? – Мистина улыбнулся.
Понятно чего: никто не смел его тронуть.
– К жене поди, – Эльга кивнула на Уту возле печи; той, конечно, не до беготни было.
– Ее благословения недостоин я, – шепнул Мистина так, чтобы слышала одна Эльга, придвигаясь к ней.
И не успела она попятиться, как он сжал ее запястья и прижал мокрые ладони к своему лицу.
Эльга затрепетала, внутренние концы ее бровей
