а Кастор бежит впереди в паре шагов от нас. Время от времени он поднимает в воздух свою морду с огромным носом и принюхивается к ветру, будто проверяет, проверяет, проверяет, нет ли рядом кого-то или чего-то подозрительного.
– Что он пытается унюхать? – с любопытством спрашиваю я у Дэра.
– Что-то, – предполагает в ответ он, – все вокруг. Кто знает? Героизм – одно из ключевых качеств ньюфаундлендов. Думаю, он мог бы умереть, защищая тебя.
– А тебя? – спрашиваю я.
Дэр бросает на меня удивленный взгляд.
– Возможно. Но это не мой пес. Он твой.
Мне до смерти хочется спросить, почему ему нельзя завести свою собственную собаку, потому что, очевидно, Кастор ему очень нравится. Но я так и не решаюсь. Меня не покидает странное чувство, что этот вопрос может его обидеть, задеть его чувства, а мне этого совсем не хочется. У меня внутри появляется странное восхищение этим мальчиком и его темными глазами.
Дэр останавливается посреди тропинки, и мне кажется, что он пытается задержать дыхание. Я вдруг замечаю, что он очень бледный: гораздо бледнее, чем последний раз, когда я его видела. Я касаюсь пальцами его локтя.
– С тобой все в порядке? – быстро спрашиваю я, и он отскакивает от моего прикосновения, как от огня.
– Конечно, – молниеносно отвечает он. – А у тебя есть какие-то сомнения?
Да, у меня есть сомнения, потому что тебе сложно дышать.
Но тем не менее я предпочитаю не говорить об этом вслух, потому что он явно не хочет, чтобы я видела его таким. Поэтому я просто тихонечко жду рядом с ним, очень терпеливо. Проходит несколько минут, прежде чем он оказывается снова готов продолжать путь, хотя на этот раз шагает он гораздо медленнее. Кастор тоже старается идти не так быстро, в одном темпе с нами.
Один мальчик, который учится со мной в одном классе в школе, болеет чем-то под названием астма. Он всегда носит с собой ингалятор, и довольно часто, особенно во время обострений, он не может долго бегать или играть, потому что ему нужно восстановить дыхание. Наверное, у Дэра тоже эта болезнь, только мне кажется глупым то, что он не хочет признаться мне в этом. Ведь астма – это не то, чего надо стесняться.
Дэр указывает на каменное здание в небольшом отдалении от нас:
– Это усыпальница. Каждый из рода Саваж захоронен здесь. Ты тоже тут будешь, когда умрешь.
Какой гнетущий разговор.
– И ты тоже будешь?
Вопрос срывается с моих губ раньше, чем я успеваю его остановить.
Дэр издает смешок, но я слышу, что ему совсем не весело.
– Сомневаюсь. Да мне и не хотелось бы этого. Мой отец был французом, поэтому похоронят меня, скорее всего, во Франции. Они не могут оставить меня здесь.
В его голосе сейчас слышно ровно столько же презрения, сколько в голосе Элеаноры, когда она говорит о нем. «Дурная кровь», – так сказал бы мой отец. Вот только почему?
– Тебе не нравится здесь? – спрашиваю я в надежде на то, что он скажет мне что-нибудь, что прольет свет на все происходящее
