не могли – Юльку отчислили, а Воскуткова попросили «по собственному желанию».
Воскутков лихо устроился в газету к Калашникову и сразу из-за своего крутого резюме (доцент, светило журналистики), получил должность заместителя редактора. Жить бы ему тут и радоваться, да судьба послала в эту газету окончившего курс Сергея Бянко. Его рекомендовал друг отца – шишка из Ленсовета, потому Сергею сразу дали штатную должность репортера, стол и прозвище Серафим. А Бянко рассказал оболтусам-репортерам об истинной сущности нового зама. Воскутков с ужасом понял, что и здесь он отныне будет проходить под кличкой «Вовка Куннилингус, он же Кунни», и всем новым людям редакционные бездельники будут рассказывать его греховную историю.
Сергей усмехнулся, отщелкав на клавиатуре: «Отец Боун», – есть за что Воскуткову ненавидеть его, болтливого Серафима. Ну и хрен с ним, с Кунни, он ему за стажера не спустит, отомстит в удобный момент. А вообще, Юлька была барышня спелая! Ей бы Сергей сам с удовольствием сделал куннилингус.
Через плечо в экран ноутбука заглянул Калашников.
– Пишешь про отца?
– Юрий Палыч, – сбросил оцепенение Сергей. – Начал писать. Говорил с ним сегодня. Мутный он тип.
– Что ж теперь, время сейчас такое, все мы мутные, кристально чистых не сыскать. С Боуном ладно, есть другое задание, более срочное. Надо взять интервью у поэта Контенко – на его сына десять минут назад совершено покушение. Я Любку Головину отправил в больницу – разузнать, жив он или уже того… Поговори со стариком. А мы завтра с утра шарахнем с первой полосы: «Это политическое убийство! – говорит о гибели своего сына известный поэт Иван Контенко». А?
– Еще неизвестно, может, он не умрет.
– К утру будет видно, но статья должна быть готова. Поезжай к поэту. И возьми стажера. Он здесь где-то. Анисим. Ан! Эй, Фруев, негритенок не ушел?
– В туалете он.
– Уяснил, Сережа? Бери стажера, и дуйте к Контенко. Я звонил ему, он в загородном доме, вас примет. Про сына он еще ничего не знает – я не стал его вводить в курс дела, а то он в больницу уедет, к сынку…
– Наверное, из больницы ему уже сообщили.
– Нет, он после нашего разговора собирался идти гулять. Он мне сказал, мол, уже одетый, выходит в лес, пройтись, через час-полтора вернется. – Калашников сжал кулак, поднес к лицу Сергея: – Чтобы взял интервью у старика! – и быстро скрылся в своем кабинете.
Бянко зло отстукал на клавиатуре: «враг гомосексуалистов». Получилось: «Отец Боун – враг гомосексуалистов». Хмыкнув, Сергей захлопнул ноутбук. Конечно, это – шутка, и он эту фразу потом сотрет. С такими «отцами» и всякими «меньшинствами» требовалось вести себя тактично, иначе останешься кругом виноватым, с костями схрумкают.
Фруев подвел к Бянко застенчивого стажера. Да, только с сыном Африки ему и не хватало для полного счастья по городу
