и неловко, в несвойственном его статусу и характеру порыве сбросил всё на пол:
– Пропади оно пропадом…
Рывком он вскочил с дивана, ринулся к окну, простиравшемуся во всю стену, задел ногой массивный стул с подлокотниками, который подлетел вверх, как мяч, парень поймал его за выгнутую ножку и поставил на пол, выпрямился, отдёрнул золотистого цвета портьеру, дёрнул ручку, распахнул окно и вдохнул струю влетевшего искусственного ветра. В апартаментах круглые сутки работало кондиционирование, но парню, как будто не хватало кислорода, он тяжело дышал, по телу бежала мелкая дрожь. Стойкое ощущение дежавю мелькнуло в сознании, и потом его заволокло воспоминанием, – всего каких-то два месяца назад, а ныне, будто в прошлой жизни, произошло нечто подобное, только с другим человеком…
Летний день отдавал свои последние распоряжения, по небу тянулся розоватый шлейф всполохов заката.
Молодой человек стоял у окна в мегапривате одного из лучших городов-убежищ мира, среди великолепия, изящно воплощённого в дизайне. Ещё бы, до него здесь жили божественные особы, медиа-знаменитости и президенты Альянсов. Кто-то из служащих говорил об этом, подчёркивая высочайший уровень обслуживания в апартаментах S-класса, но он, как водится, не обратил на эти услужливые заверения никакого внимания. Этот рослый, хорошо сложенный молодой человек не нуждался в такой информации, ведь он бывал и в более роскошных местах, превосходящих и отделкой, и убранством самые фешенебельные дома мира. Бывал он и там, где после Великой Катастрофы уже и вовсе не ступала нога человека, и мог неделями жить в палатке на горном склоне, ни в чём себе не отказывая.
Белая измятая рубашка взволнованного молодого путешественника была полурасстёгнута, правый рукав подобран до локтя, ворот топорщился и мешал движениям головы. Золотоволосый медленно поправил воротник, расстегнул рукав и на левой руке и начал его закатывать, но постояв мгновение бездвижно, оставил всё, как есть, напрочь забыв, что он хотел сделать. Светло-серые брюки с серебристым отливом идеально сидели по фигуре, такого же цвета кожаные ремень и туфли Бертолини ненавязчиво подчёркивали, что их обладатель далеко не простой прожига-горожанин.
С высоты мегапривата на девятом этаже тёмно-зелёные очертания огромного парка расплывались, расходились бурыми пятнами, растворяясь в городском клокочущем бульоне. По привычным маршрутным линиям спешили авто. Внизу копошились боты-уборщики, сновали боты-техники и множество других механизмов. Синие тени главного городского купола слегка смягчали атмосферу. Привычная для глаз перспектива лежащего внизу пейзажа города-убежища с его пирамидальными и многоступенчатыми жилыми и административными комплексами и освежающий искусственный ветер на считанные мгновения расслабляли натянутые до предела нервы. Душевная боль сдавливала горло, раздирала грудную клетку, стискивала черепную коробку. Казалось, мозг лопнет от напряжения.
«Почему они… почему она…
