настойчиво выпытывавший о Витязе, сунул мне в карман шорт записку. Я только брови вздернула в удивлении, но говорить ничего не стала. Мы с Борькой направились к двери подъезда, ребята остались на улице, разминая ноги.
– Этаж напомнить? – язвительно спросил Борька, пропуская меня вперед, я в очередной раз промолчала. Мы поднялись на лифте, прошли к квартире, Борька потянул ручку и открыл дверь, она была не заперта. Борька прошел вперед, я уже слышала Лехин голос:
– Что ты темнишь? Что случилось?
Борька отошел в сторону, и я, чувствуя, как бешено колотится сердце, сделала шаг вперед и оказалась в холле.
Леха стоял, нахмурив брови и сунув руки в карманы домашних штанов. Увидев меня, замер. Не знаю, какого эффекта ожидал Борька, но ни один мускул на его лице не дрогнул, правда, он так и стоял, не двигаясь и глядя на меня. Борька, кажется, боялся вздохнуть, наблюдая за ним. Я кинула на Леху взгляд, но тут же отвела, предпочитая осматривать квартиру. Она несильно изменилась за это время, честно говоря, я вообще не заметила изменений. Купив ее, Леха вбухал кучу денег в благоустройство, обставил по высшему разряду и думать забыл. Пока я осматривалась, в холле, наконец, наметилось движение. Точнее, Леха сказал:
– Боря, оставь нас, пожалуйста, я с тобой свяжусь.
Борька, не ожидавший подобного развития событий, теперь чувствовал себя неловко и не чаял смыться, так что покинул квартиру быстрее пули. Хлопнула дверь, стало тихо. Леха, еще постояв напротив, приблизился, разглядывая мое лицо. Я не знала, что сказать, а смотреть на него боялась. Все же подняла глаза, и он тут же залепил мне пощечину. Развернувшись, направился в гостиную, кинув на ходу:
– Иди за мной.
Я потерла щеку, глянув в зеркало: она стала ярко-красной и горела. Ударил Леха от широты души, но заслуженно, потому я не стала ничего говорить, а молча прошла через гостиную в кухню, отделенную от нее большой аркой. Леха стоял у окна и курил, глядя на улицу. Я села за стол и стала ждать. Докурив, он затушил окурок в пепельнице, стоявшей на подоконнике и потер лицо. Я украдкой рассматривала его. За эти годы он практически не изменился: высокий, крепко сбитый, выбритые виски, серьга в ухе. Карие глаза смотрят серьезно, пухлые губы плотно сжаты. Многие Лехины знакомые утверждали, что он никогда не смеется и даже не улыбается, отчасти это было правдой. Смеялся он очень редко, я лично была свидетелем подобному всего несколько раз, в такие моменты у него появлялись ямочки на щеках и он становился похож на озорного мальчишку. Улыбку Леха как будто считал излишней роскошью, так что люди, окружавшие его, могли наблюдать ее жалкое подобие в те моменты, когда он быстро
ухмылялся, и уголки губ на мгновенье растягивались. Леха был серьезен всегда, вот что о нем можно было сказать точно.
Сейчас он уселся напротив меня, поглядывал, сохраняя тишину, потому ничто не мешало моим воспоминаниям, всплывавшим в голове помимо воли.
Глава 4
Надо сказать, вся моя жизнь виделась сплошным недоразумением.
