Круглова и начальника горного участка Мюллера, носящего (не только из-за фамилии, но и за беспощадность, с которой он карал малейшее нарушение трудовой дисциплины) прозвище Гестапо, он вышел на катере вниз по течению реки. Но вот незадача – с ними случилось то же, что и со вчерашними путешественниками. Но те сообразили вовремя вернуться, а директор снова и снова повторял попытки прорваться в Тоболях, пока не кончился бензин, и всем троим пришлось, оставив катер на берегу, добираться до Красноармейца подобно альпинистам, с риском для жизни преодолевая отвесный скальный прижим.
Добравшись до своего кабинета, Иван Петрович первым делом кинулся к телефону, чтобы оповестить начальство о невероятном событии, но трубка безмолвствовала. Такое случалось не впервые, слишком ненадежная линия связывала поселок с райцентром, и Иван Петрович включил спутниковый телефон, который, как уверяли его связисты, не мог подвести никогда. Но и он молчал.
Этой ночью работавшая на горных полигонах ночная смена и все те, кто не спал в тот короткий час, на который наступала темнота, могли наблюдать в небе невероятное зрелище – от края до края горизонта переливалось разноцветное полотнище света. Старые полярники узнавали северное сияние, которого никак не могло быть летом, тем более на этой широте, находящейся на сто с лишним километров южнее Полярного круга. А утром Незванов, загрузив в другой катер несколько канистр бензина и взяв с собой Мюллера, снова двинулся вниз по реке. Результат поисков оказался еще удивительнее. Теперь невидимая граница не дала добраться даже до Хатагай-Хаи, и катер оказывался в исходной точке, отойдя всего каких-то двадцать километров от Красноармейца. А когда Незванов, завершив третью попытку, снова увидел перед собой родной поселок, безоблачное до того небо затянула странная темно-фиолетовая туча, что-то с грохотом сверкнуло, и мир на короткое время перестал существовать.
Когда в глазах посветлело, Иван Петрович упрямо развернул катер и снова взял курс вниз по течению. Эта попытка оказалась удачной. Старательский поселок опять стоял на своем месте, там, где ему и положено было быть. Незванов подвел катер к причальному мостку с привязанными к нему лодками и, окриком отогнав свору собак, сбежавшихся полаять на незнакомцев, вместе с Мюллером направился к столовой, которая всегда была центром общественной жизни артели. Здесь не только ели, но и крутили кино, собирали собрания. Сейчас на площадке перед столовой было особенно людно, будто все старатели бросили работу и собрались на митинг. Многие узнали директора прииска, и толпа расступилась перед ним, пропустив Ивана Петровича к хорошо знакомому ему старому горному мастеру Портнову.
Увидев директора, Портнов бросился к нему с нескрываемой радостью на лице.
– Наконец-т! – зачастил он, проглатывая от возбуждения окончания слов. – А то мы уже не знам, что и делать! И Степанова, как назло нет, в райцентр уехал и никак не возвращацца!
Степанов был председателем
