в этом году все по-другому.
Хотя нет. В этом году все как всегда. Только я другая.
Рождественские приготовления больше не доставляют мне никакой радости, потому что я непрерывно думаю о Джеймсе. Я стараюсь отвлечься и не думать о нем, но не выходит. Все произошедшее в последнее время снова и снова крутится у меня в голове, словно фильм, пока я не выхожу на прогулку, чтобы выкинуть мысли из головы.
Бывают дни, когда я не хочу вставать с кровати и мечтаю о возможности путешествовать во времени. Я хотела бы опять оказаться в том мире, где никто в Макстон-холле не знает моего имени, по крайней мере Джеймс. Иногда я лежу на кровати и смотрю на снимок, где он улыбается, или на афишу вечеринки в честь Хэллоуина, где мы сфотографированы вместе. Я помню это ощущение: моя рука в его руке. Его поцелуй. Его тихий голос, шепчущий мое имя.
Каникулы пришлись как раз кстати. У меня, по крайней мере, была возможность отдохнуть от Макстон-холла. Хотя Джеймс вернется в школу только в следующем семестре, я все равно буду паниковать на каждом углу в ожидании, что он может там объявиться. И я бы этого не вынесла. Пока что нет.
К счастью, моей семье хорошо удается меня отвлекать. Мама с папой грызутся на кухне, и минимум раз в день я выступаю в качестве третейского судьи, который решает, вкуснее ли мамины кексы с экзотической приправой, которую добавил папа, или без. Много лет до этого я в большинстве случаев была на стороне мамы, но сейчас, к своему удивлению, поняла, что в этот раз отдам победу папиному креативу.
Остальное время Эмбер занимала нас всевозможными квестами. Мы сделали – по ощущениям – тысячи две снимков для ее блога, хотя я уверена, что половина не годится, потому что на холоде у меня слишком дрожали руки. Кроме того, в этом году она придумывала подарки для семьи, что обычно было моим любимым занятием перед Рождеством. У нее возникли крутые идеи: бабушка с дедушкой получат календарь с семейными фотографиями, мама – корзинку с набором косметики. Для папы мы с Эмбер нашли по объявлению миленькую полку для специй из шестидесятых, которую прежний владелец, после того как мы немного поторговались, продал нам за десять фунтов.
– Ты так нахально торгуешься, – сказала Эмбер, когда мы чистили эту полочку в нашем маленьком гараже. Сморщив нос, она убирала паутину с задней стороны полки. – Возможно, тебе стоит пересмотреть выбор профессии.
В это время я расстилала на полу газету, чтобы мы могли на ней покрыть лаком эту полку, и вымученно улыбалась.
Она испытующе посмотрела на меня, и между бровей у нее образовалась морщинка.
– Не хочешь наконец со мной поговорить?
– О чем? – глухо ответила я.
Она издала короткий смешок:
– О том, почему ты ведешь себя как робот. О том, что тебя гложет.
Я вздрогнула от ее слов. До этого момента Эмбер не расспрашивала о моем поведении, а вела себя так, будто это нормально, что я выхожу из комнаты только в случае крайней необходимости и почти ни с кем не разговариваю. Она не донимала меня расспросами, за что я бесконечно благодарна.
Очевидно,
