и горит у студента стипендия, могла переговорить с преподавателем, упросить поставить «удовлетворительно», ручаясь за подопечного – сдаст обязательно.
Выслушала меня и говорит:
– У нас все места заняты, давай-ка мы возьмём тебя кандидатом. После первой сессии, а то и раньше, обязательно кто-то отсеется, и тогда станешь студентом.
Так попал в группу Г11.
Одно «но» – общежитие и стипендия кандидату не положены. Существенное для меня, порядком поиздержавшегося, обстоятельство. Пока до Новосибирска доехал, денег в кармане осталось – кот наплакал. Да мне опять повезло – Клавдии Фёдоровне в тот день помогала в деканате Люба Крохалёва. Когда сказал, что пока не определился, где буду жить, Люба на листочке из блокнота написала адрес своих родителей.
– Езжай на электричке на станцию Инская, они что-нибудь придумают
Поехал. Родители Любы всего лет на десять старше моего отца, но я почему-то воспринимал их как бабушка и дедушка – бабушка Катя и дед Иван. Жизнь обоих потрепала, выглядели старше своих лет. Оба прошли немецкие концлагеря. Этот факт сблизил их, когда познакомились. Пережив одно и то же, лучше понимали друг друга. Дед Иван шутник, балагур, а баба Катя строгая. Она Любину записку прочитала, на меня внимательно посмотрела.
– Садись, студент, – пригласила к столу, – борщом покормлю.
Я навернул целую миску.
– Может, добавки?
Не отказался. Ещё одну миску уговорит. Сверху картошку в мундирах добавил.
– Работаешь так же, как ешь? – хитро прищурившись, спросил дед Иван.
– Как кормят, так и работаю, – не остался я в долгу.
– Оставайся ночевать, а завтра разберёмся, – предложила баба Катя.
«Разобрались» так, что я стал в их доме на все годы учёбы своим. Октябрь и сентябрь на первом курсе жил постоянно, и все пять институтских лет заглядывал в гости. Бывали моменты, может, в два месяца раз, надоест до печёнок общага, сяду на электричку и в Инскую. Еду, а на душе так хорошо. Много позже критиковал себя: какой я всё-таки был наивным. Взбрело в голову, собрался и поехал. Не задумывался, ко двору буду или нет, может, людям не до меня. Как здрастье среди ночи свалюсь. И когда бы ни приехал, всегда с искренней радостью принимали. Так мне казалось. В доме у них было хорошо. Друг к другу баба Катя и дед Иван относились бережно, на войне, в концлагерях поняли – главное не осуетиться в жизни, не разменяться по мелочам – из-за пустяшных обид, ссор, осуждений. В красном углу висели иконы, рушниками убранные, оба верили в Бога. Недалеко от дома была церковь в честь Николая Угодника. Маленькая деревянная церквушка. Уютная, красивая. Идём мимо, баба Катя скажет:
– Ну-ка зайдём.
Свечек купим, постоим. А то и на службу в воскресенье утром разбудит:
– Пойдёшь?
Ходил. Больше бабе Кате приятное
