бы. Эта женщина носит под сердцем будущего внука короля, а значит, требует к себе соответствующего отношения.
Король наконец прервал разговор и скользнул взглядом по Хансу, не выдав никаких чувств.
– Как мило, что ты к нам присоединился, – обронил он. За столом немедленно воцарилась тишина, и Ханс всей кожей почувствовал, как двенадцать пар глаз его братьев обратились на него. – Видимо, ты не считаешь день рождения своей матери достойным поводом почтить ее своим присутствием?
– Прошу прощения, отец, – сказал Ханс, добавив про себя: «Хотя не похоже, чтобы на этом «празднике» меня сильно не хватало». Насколько он мог заметить, с его матерью тоже никто даже не заговаривал. Все это торжество было устроено, как обычно, лишь для видимости. Опять политика. Там, где его отец, – всегда и во всем одна лишь политика.
– Извиняться тебе следует не передо мной, – возразил король. – Извиняйся перед своей матерью. В конце концов, она здесь единственная, кто заметил твое отсутствие.
Лицо Ханса залилось краской. Правда, заключенная в этих словах, попала в цель, и весьма болезненно. Его обостренный слух тут же уловил приглушенные смешки братьев. Пробормотав очередные извинения, Ханс отвернулся и принялся пробираться к столу в дальнем конце зала. Король на своем возвышении во главе стола снова обратился к Калебу.
«Быстро же про меня забыли», – подумал Ханс, наблюдая за оживленной беседой отца и старшего брата. Интересно, дорожит ли Калеб таким вниманием отца? Хотя, возможно, он так привык к нему, что и представить себе не может, каково это – быть Хансом. Зато Ханс, со своей стороны, постоянно представлял себе, каково это – быть Калебом…
Эти видения в его мечтах никогда не менялись. В них он – единственный сын своего отца. Отец обожает его, и они каждый день проводят много времени вместе. Вот они выезжают на охоту, Ханс – верхом на рослом гнедом жеребце, которого отец подарил ему на пятнадцатилетие. Отец все время держался бы рядом, подбадривая и поощряя сына, а потом во всеуслышание похвалялся бы на пиру, какой у него сильный и ловкий сын, поглядите, какого здоровенного кабана он добыл сегодня…
По возвращении с охоты Ханс усаживался бы рядом с королевским троном, по правую руку от отца, и они обсуждали бы с ним политические перипетии или вместе строили планы захвата вражеских земель. «Ханс, – говорил бы ему отец, – как бы ты поступил в этом случае? Ты ведь знаешь, как я ценю твое мнение». А Ханс отвечал бы ему рассудительно и красноречиво, и его уверенная речь разносилась бы по всему залу, ободряя всех, кто ее слышал. «До чего ты мудр и разумен, сын мой, – говорил бы ему отец. – Воистину я самый счастливый из королей, так как знаю, что мой трон перейдет к достойнейшему наследнику».
Эти мечтания обычно завершались тем, что отец вверял королевство в его руки. «Время настало, – говорил король. – Пусть ты все еще очень молод, но я знаю, что ты готов занять мое место на престоле Южных островов. Я
