его, но, как водится в глубоких снах, Трубадур тут же об этих встречах забыл, не успев ни порадоваться, ни погрустить.
Глава пятая
Трубадур хоть и предпочитал из соображений практичности моторные яхты, и даже владел одной – невеличкой, душа его, по обыкновению романтических морских душ, всегда тянулась к парусникам. Правда, его больше привлекали обводы, иными словами – дизайн, а не воспеваемое рьяными поклонниками парусов истинное единение с природой, переходящее время от времени в бескомпромиссное единоборство с ней же. Последнее обстоятельство, неизбежно сопутствующее любви к мореплаванию, категорически не нравилось Трубадуру вне зависимости от типа судов. Но не бахвалиться же собственными страхами! И любивший моряцкую браваду не меньше чем выпить, в редкие минуты самоедства Трубадур упрекал себя за фарисейство.
На мощной моторной лодке, справедливо считал он, больше шансов избежать встречи лицом к лицу со стихией. Трубадуру это не раз удавалось, и, судя по тому, что третьего дня мы болтали по телефону, – удается по прежнему.
Людей, обожавших утюжить под парусами зимние моря, Трубадур непривычно вежливо называл «безрассудными», поясняя удивленной публике:
– Если бы среди этих странных граждан не было моих близких друзей, которым я задолжал много-много денег, то не сомневайтесь – зваться бы им полными «ебанько» или кончеными мудаками. Но обстоятельства, увы, сильнее нас.
Рискну предположить, что этим друзьям Трубадура весьма нескоро доведется узнать из его уст всю правду о себе, раз уж событие это напрямую связано с вероятностью урегулирования финансовых отношений. Надеюсь, что и со мной в ближайшие годы он будет сдержан и кроток. Как и положено с кредитором. Хотя романтика парусов никогда меня не увлекала, обошлось. Я вообще с детства побаиваюсь воды. Исключения делаю только для содовой.
– Под парусом в шторм… Это же форменный ад! Ни одному нормальному человеку не придет в голову туда соваться. Если, конечно, это не единственный и последний способ заработка. Спасатель, к примеру. А чтобы вот так, добровольно, да еще за немалые, скажу тебе, деньги… Лодки же не копеечные, совсем нет. Ты подстегни фантазию, представь себе: ветер молотит – кувалда, мать его, вселенская, волны черные, вспененные, злобные. Кто мать ветра? Мельница устроит? Ну да, все наоборот. Отстань, а?! Мачту снесло, корпус трещит, скрипит, будто зубы крошатся. Внутри задраенной, заблеванной каюты – пара особей, бесполых от ужаса. Цепляются за что только можно, головы берегут, надеются, что они им еще пригодятся… – Трубадур явно на что- то отвлекся, я решил было угадать и подумал про мотоциклистов, их шлемы, но поторопился. – Представил? Да, забыл про томик Бродского, чудом удержавшийся на полке. Не нравится Бродский? Хорошо, пусть будет Твардовский, какая разница! Прости. Это не тебе, это я Иосифу Александровичу. Офигительно романтично! Хочется воскликнуть: «Так держать!», – вспоминая детсадовского завхоза, который нас, мальчиков, учил писать стоя.
Каюсь,
