чистоты. Но взыгрались ли искорки в глазах её, что может, и снизошла она будто с небесной высоты, ступени, чтобы будто и встать рядом, жестом ли напутственным, давая ли ему дорогу, путь на сближение ли, что он кивнул едва ли робко, затем и исторгнул ли тоном тихим приветствие в ответ:
– Здравствуйте.
– Имею ли право остановить тебя, но если не спешишь, то можно поговорить, просто так, да хотя бы на той скамейке у скверика…
Ох, да когда бы мог подумать о таком подарке от своей судьбы, не сказать что ничтожной, но неприметной, не блистательной уж точно! Неужели…? О, дар судьбы! Да, он никогда не решился бы на такое! Светлая голова, может на круглые пятёрки, но довольствуется твёрдым «хорошистом», вот эта его светлая голова в придаток к слабой воле, робости и так далее. Не важен послужной список души. И вот такое вознаграждение!
Весеннее мартовское солнце пригревало. Вдвоём на скамейке. Мог ли мечтать об этом, о едва ль ощутимом дыхании её, ровном. О, несравненное ощущение! И о чём же говорить?
Вид его всегда как-то говорил, кричал о полной никчёмности его. Вот и сейчас, не успел насладиться ли неожиданно упавшим с небес ли даром, даром вот такого предстоящего общения, как к ним подходили двое, далеко не шкеты, постарше, притом солидные, да намного, интеллигентные на вид, однако студенты. Конечно же, привлекла их его неожиданная спутница, её красота, что никогда не укроется, не скроется, истинно великое природное предназначение. И потому, видать по их разумению, нечего делать рядом с таким сокровищем вот этому никчёмно серому пареньку, то есть ему, каким он выглядел в данный миг в глазах этих красавчиков бравых, шествующих, идущих важно по тропе до вожделенной цели, что и есть высшее образование, не больше, не меньше.
– О, какая…, и Вы скучаете… – проворковал ли с налетом наглости один из них, крепкий видом парень, ничем не подав виду, что она не одна, вот так всем видом и подчёркивая несостоятельность её спутника на данный момент.
Опять его ударят, опять будет лежать в пыли асфальта? Но нет, уж лучше…, и сильно учащённое сердце неожиданно от взбудораженного разума решилось на то, о чём раньше никогда бы не подумал, не решился. Он умрёт, погибнет за своё, за миг этот с ней, за эту ауру! И потому сжались кулаки на битву не на жизнь…
А что же она? Но мог ли он увидеть в данный миг остроты истины, увидеть взгляд её, увидеть изменение цветности глаза, увидеть иную ли материю, иной ли горизонт событий в устрашающей бездне чёрной дыры, но увидели эти двое, которых сначала будто стужа, изморозь схватила. А затем ударило, побило ли по их разуму, что прицелились, вознамерились на ступень высшего образования.
Эти двое отворачивались, разворачивались и следовали дальше, будто и не было ничего, никого. Но каков посыл, приказ?! И ушедшая память данного мига, что никогда не потревожит и разум, и внутреннюю суть, далёкой до чистоты.
Могло ль настигнуть его удивление в пору устремлённости и разума, и сердца, в первый раз, пока единственный, вот так подвижные на подвиг
