о в интеллектуальной издательской системе Ridero
Она выходит, тихонько затворив за собой дверь. «Не закрывай!» кричу я, чувствуя, как внутри переворачивается страх. Я боюсь, что она не услышит, уйдет, оставит меня на весь день в клетке опостылевшей комнаты. Когда-то я жила в огромном, многоликом мире, переливающемся яркими красками впечатлений. Теперь он сузился до размеров четырех квадратных метров. Кровать, столик, шкаф и телевизор – вот мои единственные спутники в длинном путешествии по ежедневной рутине. Есть еще окошко. Но чтобы дотянуться до него надо встать и сделать два шага. А такой поход требует сил и мужества. Пока я не нахожу в себе ни того, ни другого. Слава Богу, она услышала. Оставила дверь приоткрытой. Прибавила к моему мирку коридор. Убежала на работу. Не выспавшаяся, немного взъерошенная, с неровно подведенными впопыхах, покрасневшими от усталости глазами. Моя дочка. Стойкая как оловянный солдатик. Это на ее крепкие плечи я свалилась всеми своими наеденными за годы гастрономического разгула килограммами. Она взвалила на себя и не ойкнула. Ни жалобы, ни упрека. Надо, значит, надо. Советское воспитание. Сейчас таких выносливых уже не делают. Вот посмотреть хотя бы на внучку. Пришла с работы и сползла лопнувшим воздушным шариком на диван. Устала. Расстроена. Отвечает сквозь зубы. Ее усталость самая усталая. Впрочем, я предвзято к ней отношусь. Резкие ответы, за которыми кроется не злоба и отсутствие уважение, а выросшая из слепой родительской любви и вседозволенности привычка, пробили брешь в моей нежности. Только я тщательно залатаю ее, как очередное «Ты не понимаешь, бабушка!» рвет тонкие нити. Я не понимаю! Куда мне! Мой век ушел, махнув хвостом перестройки. Настали их времена. Их Интернет, откуда они сноровисто вылавливают все от мобильного телефона до богатого кавалера. Их одежда – обрывки мини, голые пупы и каблуки до небес. Их музыка. Непонятная, нерусская, грохочущая молотком по голове. Мне нет места в этом времени. Я не понимаю. Включаю на полную громкость телевизор. Теперь, когда я осталась одна, сделалась узницей этой комнаты, служившей мне раньше только спальней, телевизор переехал следом за мной, превратившись в самого верного и преданного друга. Праздничный концерт. Как хорошо! Послушаю любимые песни. Русские. Понятные. Дочка велела походить. Я хожу на месте, держась за специальные подпорки. Ноги в последнее время доказали, что доверия больше не заслуживают. Упав несколько раз, я полностью подчинилась жгучему, властному страху. Стоит мне лишь задуматься о том, чтобы встать, он хватает меня крепкой пятерней за горло. «Тебе будет больно. Ты упадешь и больше не встанешь!» шипит он на ухо. Я впиваюсь пальцами в подлокотник дивана. Я боюсь боли. Очень уж частной гостью она стала в последнее время. Нет, похожу попозже. Надо ведь досмотреть концерт. Сегодня праздник. 8 марта. Женский день. Дочка поздравила утром. Прибавила к обычному спартанскому завтраку шоколадную конфетку. Я ее сразу не съела. Отложила в сторону. Посматриваю на нее время от времени, и желудок перекатывается радостью предвкушения. Внучка не нашла времени. Конечно, ее утро самое короткое. Зять заявится попозже с цветами. Это будет традиционная веточка мимозы, которая сменит в вазочке свою предшественницу, демонстрируя своей непривычной живой свежестью, что прошел еще один год. Я выдержала. Дожила. Пушистые желтые шарики расстелят передо мной новую беговую дорожку, обозначив ярким флажком финиш. И я устремлюсь дальше, расталкивая локтями безликую рутину, боль, отчаяние, страх и стыд. Тяжелее всего сносить последнее. Как странно и нелепо задумана наша жизнь. Пробежав круг, мы возвращаемся на стартовую полосу, видоизменившись обратно в беспомощное существо, неспособное самостоятельно покормится и сходить в туалет. А ухаживают за нами те, кого мы сами няньчили, кого кормили из ложечки и кому подтирали попку. Своеобразная плата? Перед ними сморщенными, красными, кричащими разворачивалась длинная, светлая, многообещающая Жизнь. А нас ждет… Впрочем, нет, сегодня праздник, я не буду думать о грустном. Я не желаю произносить даже мысленно это слово. Лучше завернуться в плотный мягкий кокон забытья. Не думать вообще. Ни о чем. Подпевать чуть слышно знакомый куплет. Раствориться на время в бесцветной пустоте. Спрятаться от многочисленного войска болезней, во главе которого уверенно шагает беспощадный командир – Старость. Концерт прерывают новости. Вереница разномасштабных катаклизм. «Сколько раз можно смотреть новости! Все равно же за пол часа ничего не меняется!» недоумевала внучка, когда мы жили все под одной крышей. Ее раздражал мой телевизор, неспешность моих передвижений, мои робкие вопросы. Новости. Как объяснить ей, молодой, активной, ежедневно лавирующей между учебой, работой и свиданиями, что, томясь в тисках обрюзгшего, неповоротливого тела на склоне ярких, переполненных событиями лет, я цепляюсь изо всех сил за последнюю иллюзию деятельности. Мне кажется, что просматривая ленту происшествий, я сама прикасаюсь к ней. Мое серое существование разбавляет красочный мазок. Она не поймет. Как я никогда не пойму ее упрямый максимализм, ее Интернет, ее музыку и одежду. Во времена моей молодости ничего подобного не было. У нас, молодежи послевоенных лет вообще мало что было. Платье одно на комнату общежития. Ботинки из дедушкиного портфеля. Зато была вера. В светлое будущее. Под эгидой партии. А у современных юнцов
