ясно. Так почему ты в посёлок не идёшь? Два километра – не так уж далеко, – задаю вопрос, желая услышать ответ, так как указатель этот стал внушать ужас больше, чем гул в ушах и предупреждение не ходить в подсолнухи; я посмотрел на указатель снова.
– Жду.
– Чего ждёшь.
– Тебя, может быть, жду, – огрызнулся он. Кажись, до него дошло, что я не питаю к нему уважения.
– Я мог и не появиться.
– Ты же появился.
– Смотрю, у тебя третий глаз открылся. Только что?
– Не трудно догадаться.
– С такой плотностью населения, не мудрено… – я издевался.
– Я вижу, а ты не прогляди, – он решил съязвить. У него получилось.
– Что будем делать? – вот и поговорили, думаю.
– Я буду ждать.
– А чего ждать, не понимаю. Надо в посёлок идти.
– Ты иди, а я здесь посижу. И про меня не забудь сказать. В посёлке.
Странный человек этот, Миша, – мешок картошки! Я так не смог бы сидеть, спрятавшись в тени. Всему своё время, а момент пришёл тот, когда ждать – смерти подобно.
– Как хочешь, я ухожу, – но я продолжал стоять на месте. Оставаться одному, по правде, мне не хотелось.
– Иди, чего стоишь?
– Иду.
Попытка увлечь его за собой не увенчалась успехом. Он снова скрылся в кукурузе. А я пошёл прочь от него. Если доберусь до Латышей, специально не обмолвлюсь о нём ни словом. Забуду. Пусть дальше сидит, ждёт… Миша.
Приключения, риск – вот чего мне было меньше всего нужно. Конечно, это могло раскрыть мои настоящие возможности. Но мало хотелось. Знал я таких, рискованных, ездили в непогоду на водохранилище и кончили тем, что утонули в своём искусственном море. Я в этом отношении фаталист. Двум смертям не бывать, значит – суждено сгинуть на пустынной дороге. Я ловлю себя на мысли, что подобным образом человек начинает стареть, не телом, а душой, когда ему ничего другого не хочется, кроме, наверное, спокойствия и определённости. Дети, наоборот, стремятся к приключениям, стабильность – это не для них.
Я пытаюсь сравнить себя со стариком. Мало приятного. Но надо быть честным. Понимаю, что у меня занижено самомнение. Но это к лучшему. Такие, как я, не часто щелчки по носу получают… Кажется, я оправдываюсь перед самим собой – а что мне остаётся делать?
Ни одного деревца на обочине! Слабый ветерок дует со стороны подсолнухов. Они шевелят листьями – кукуруза же, напротив, не шелохнётся. Я беру левей, не зря Миша заикнулся, чтобы я не совался в подсолнухи. Жизнь не идёт спокойно своим чередом, она – кусается.
Взгляд падает на асфальт. Почему-то раньше я не особо обращал внимания себе под ноги: насекомые – кузнечики и жуки – переползали через дорогу, они уходили из подсолнухов, их что-то гнало оттуда. Может, ядохимикатами опрыскивают подсолнечник?
Смотрю вдаль. Дымка. По чести сказать, я был близорук, но кто-то шёл мне
