лончак, – послышалось от двери.
Покуда Шан и Тье занималсь потерпевшим, Най закончил опрос свидетелей – и теперь стоял, опершись о дверной косяк, с таким видом, словно все преступники и потерпевшие этого мира – его личная собственность, и он знает о них все, что только можно знать.
Вот же ведь послали духи напарничка!
Не иначе, как пошутить решили.
До королевской реформы, объединившей Верхний и Нижний сыск в единую следственную управу, Най служил, разумеется, в Верхнем сыске, причем в столице – и что ему там не сиделось? Нет же, явился, не ждан, не зван, будто ему здесь шелками выстелено!
Шан служил в Нижнем сыске, и из Далэ никогда не выезжал. Именно здесь он прошел весь путь от стражника до сыщика, от Караульной управы до Следственной. И никто ему ничего на фарфоровом блюде не подавал – сам всего добился.
Это Вьюну подавали – ведь он был из аристократов, и не ли какой-нибудь мелкий, и даже не ло, а лэ – большой вельможа. К его услугам было все – отменная еда, богатая одежда, теплый уютный дом, проворные слуги и наилучшие учителя.
Храмовая Собака был простолюдином, причем самого низшего ранга – ши. С детства жил он впроголодь, одевался в обноски, дрожал от холода зимой в ветхой хижине и надрывался на любой поденной работе, какую только удавалось найти, а уж какого лютого труда ему стоило выучиться грамоте, чтобы сдать экзамен в Следственную управу, только он один и знал.
А еще Най был красив, как бог. Нет – как три бога сразу. Ясные глаза под умопомрачительным разлетом тонких бровей, линия скул, четкая и выразительная, как взмах крыла, правильный нос, сильный улыбчивый рот и отличной лепки подбородок – да каждая из его черт могла бы преобразить любое заурядное лицо в красивое, и то, что природа так щедро отсыпала все это богатство одному-единственному человеку, было своего рода несправедливостью. Тело его не уступало лицу – стройное, ловкое, одно слово – Вьюн. В общем, не парень, а девичья погибель.
Шану внимание девушек не грозило. Он был некрасив, и прозвание свое – Храмовая Собака – получил недаром. Статуи таких собак восседали у дверей храма Зари – лобастые, большеголовые, разлапистые. Шан походил на них до смешного. Крупная голова его крепко сидела на коренастом теле без малейших признаков изящества. Чурбан неотесанный, да и только. Лицо было под стать телу – казалось, природа наспех вытесала массивные черты, приладила под густыми бровями небольшие глазки и предоставила их обладателю жить с такой внешностью, как доведется.
И все же Шан не завидовал Наю.
Он был бы рад ему позавидовать хоть раз – это было бы в порядке вещей. Но нет – Храмовая Собака Вьюну не завидовал.
Он его ненавидел.
А теперь несносный Вьюн нападал на лончака. На первого толкового лончака за все годы службы Шана. На его лончака – ведь Шан принял парнишку, как своего. Да, Шан почти никогда не разговаривал с напарником напрямую, разве что по делу и в очень крайнем случае. Но это и был тот самый крайний случай.
– С
