уцепившись за сук архани, старалось удержаться на откосе бездны.
– Кто ты? – крикнул Керим по-лезгински.
Только глухой стон был ему ответом.
– Кто ты, назовись, во имя Аллаха, если ты жив! – крикнул горец – уже по-русски.
Из-под черной бурки выглянуло бледное, как смерть, юное лицо, и дрожащий голос прошептал:
– Мне плохо… У меня сломана рука… Помогите… – и голосок бедняги сорвался в мучительный стон.
– Сумбат-Магома… Ахмет… Мои верные друзья! Сюда! Скорее, ко мне на помощь… Мальчик умирает! – вскричал Керим, бросаясь к погибающему.
Подобравшись к нему, Керим быстро взвалил на плечи небольшую и легкую, как перышко, фигурку и понес к пещере.
Ахмет и Сумбат-Магома последовали было за своим господином, как вдруг глаза их, пронзительные и зоркие, как у кошек в темноте, заприметили погибшего коня с дорогим седлом, под расшитой шелками попоной. Сумбат-Магома, не раздумывая, устремился за добычей. Седло он взял себе, а попону подарил Ахмету – в знак примирения.
Яркий свет костра снова освещал пещеру. У самого огня лежал юный путник, спасенный Керимом. Юноша все еще не пришел в чувство. Высокая белая папаха с атласным малиновым верхом была низко надвинута на лоб… Тонкий прямой нос с горбинкой, полураскрытый алый рот с жемчужной подковкой зубов. Длинные ресницы, черные, сросшиеся на переносице брови подчеркивали белизну кожи. Лицо казалось воплощением строгой юношеской красоты.
Керим-ага долго стоял, любуясь юношей или скорее мальчиком, потому что на вид ему было не более четырнадцати, пятнадцати лет. Потом он быстро обернулся к Сумбат-Магоме и коротко приказал:
– Набери воды в горном источнике в свою папаху, Магома, и принеси сюда скорее.
– Слушаю, господин! – отвечал тот почтительно и бросился исполнять поручение.
Тотчас же он вернулся со студеной ключевой водой. Керим-ага поспешил снять папаху с бесчувственно распростертого перед ним мальчика, чтобы смочить ему лицо и голову, и… общий крик изумления огласил низкие своды пещеры.
Из-под высокой бараньей папахи скользнули две черные и блестящие девичьи косы!
Перед Керимом и его друзьями лежала красивая девушка или, вернее, девочка-подросток того истинно кавказского типа горянки, который встречается только в лезгинских аулах Дагестанских гор.
Словно разбуженная неожиданным криком, девочка пришла в себя и открыла глаза…
Ни страха, ни испуга не было в этих горящих, как звезды, глазах при виде незнакомых мужчин.
– Где я? – спросила черноглазая девочка по-лезгински, задержав взгляд на красивом характерном лице горца.
– В Уплис-цихе, красавица! – отвечал тот, – в пещерном городе, где жил когда-то могучий и смелый народ картли…
Едва дослушав ответ, она обратилась к Кериму с новым вопросом:
– Кто вы?
– Разве ты не знаешь, красавица, что в горах Кавказа
