лопнуло, с потолка пещеры посыпалась ледяная крошка. Я, натягивая на голову капюшон, бросилась под укрытие стены, которая покрылась трещинами и вибрировала.
Обхватив голову руками и прижав лицо к коленям, я вжалась в самый дальний угол. Из-за акустики в пещере стоял такой шум, что казалось, я сейчас провалюсь в тартарары. Но все быстро успокоилось. Я подняла голову и увидела, что пещера наполняется людьми, а около меня среди осколков ледяной стены лежит мужчина в средневековой одежде.
Когда же это он, бедолага, успел? Вроде никого не было в зале. Я подползла к нему на четвереньках. Крупный, высокий, темные спутанные волосы. Голова чуть запрокинута, а на виске рана из которой идет кровь. Я приложила голову к его груди – сердце стучит и он дышит. Значит просто обморок.
Ко мне бегут люди. Впереди всех Майк. Подхватывает меня, начинает осматривать и ощупывать.
– Ты как? Цела? Ну, ты мать, распелась! Чуть землетрясение не вызвала.
Меня выводят из пещеры. Вижу, что возле бедолаги хлопочут ребята помощники, и почему-то оператор с осветителем.
Раненый парень в себя не приходит, и мы принимаем решение срочно эвакуироваться. Раненого нужно срочно в госпиталь.
Народу в вертолете много. К нам еще подсели какие-то туристы. Когда выходила из вертолета после того как вынесли раненого, заметила мужчину, одетого в средневековую одежду. Не поняла, сколько всё же переодетых парней было на площадке и в пещере, но Оста спрашивать не стала. Он был явно не в себе от пережитого. Как схватил меня в объятия в вертолете, так и держал пока не пришли в гостиницу. Только проводя меня до двери номера, произнес:
– Когда я услышал обвал в пещере и понял, что ты там, я думал, умру на месте. Сердце оборвалось. Ты молодец, сориентировалась, забралась под скалу. – Нежно поцеловал в лоб.
На следующий день я поймала помощника, который переносил раненного, и спросила как дела у пострадавшего. Он сказал, что после доставки в госпиталь они его судьбой не интересовались. Я предложила сходить в госпиталь, помощник не отказался.
В госпитале доктор, явно из местных, дружелюбно рассказала, что у парня несильное сотрясение мозга, но она не может объяснить, почему он не понимает, что ему говорят и не помнит, что произошло.
– Странно, – сказал помощник, – когда я вчера набирал массовку, все говорили по-английски. Мне сложности с переводом на площадке не нужны.
Доктор разрешила пройти в палату к пострадавшему.
Сегодня при хорошем освещении мне его удалось рассмотреть. Высокий, крепко сложенный мужчина возраста тридцать пять плюс. Копна темных длинных волос перехвачена медицинской повязкой, густая растительность на лице. Сегодня он был в больничной одежде, поэтому образ средневекового вояки, запечатлевшийся у меня в памяти, развеялся.
Мы вошли тихо и я рассматривала его, некоторое время, пока он не открыл глаза густо-серого цвета, о таких говорят – стальные. Он увидел меня и, мне показалось, улыбнулся. Я присела на краешек кровати и хотела взять его за руку, но он потянул руку к моему лицу и, приложив ладонь к моей щеке, произнес, что-то вроде:
– Фарефлай фа син пио8…
В тот момент я попустила незнакомые слова мимо ушей, потому что доктор стала спрашивать,
Firefly, tha sinn beò…
