pty-line/>© Мария Чинихина, 2019
© Р. Ирина, иллюстрации, 2019
© Р. Ирина, дизайн обложки, 2019
ISBN 978-5-0050-4394-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
I
Из актового зала доносились приглушенные звуки электрогитары и теряющиеся в этом неясном потоке музыки барабанные дроби. Лера поднималась по ступенькам и шла на певучий голос мужа, как завороженная. О чем пел Максим, какой смысл вкладывал в текст, долетавший пока в виде отдаленного эха и не различимых на слух отголосков, разобрать не получалось.
На верхней площадке Лера вдруг остановилась. Она увидела свой черный шарфик из шифоновой ткани, с приметной, растрепавшейся за годы вышивкой «LERA». Шарфом, давним подарком Максима, кто—то завязал глаза… мраморному бюсту. Одним движением, резко и без раздумий, Лера сорвала повязку. Картонная коробка с недавно испеченным, теплым яблочным пирогом выскользнула из пальцев и шмякнулась на пол. В этот момент Лере было не до пирога. Она замерла возле бюста, не в силах отвести от него взгляд.
Эти волосы, немного кучерявые, эти накачанные, мускулистые плечи, эти губы, вытянутые трубочкой. Нос – с такой изумительной, волнующей воображение горбинкой. Эту горбинку замечали на фотографиях кумира абсолютно все, горбинке поклонялись и мечтали о такой же, потому что он имел ее, родился с ней. Паркер Джонс, или несравненный Пак. Рок-звезда. Мировая знаменитость.
«Parker Johns, май 2008», – значилось на самодельной табличке, приклеенной скотчем к подставке бюста.
Под пристальным взглядом мраморного Пака Лера подобрала измявшуюся коробку с пирогом. В коридоре, ведущем к актовому залу, звуки репетиции уже не были приглушенными. Электрогитара то раскатывалась в реве и стонала, то заливалась в триолях и жалила, как будто иголкой. И голос Максима не казался отдалённым эхом. Четкие отрывистые слова постепенно, от куплета к куплету, обретали смысл. На припеве Максим крутанул ручку регулятора резко вниз, а следом прибавил побольше тона, и исходящий от его гитары звук обрел сочность и теплоту.
…., – пел Максим. Это была новая песня, обращение к сыну Павлику, такому талантливому, уязвимому, любимому.
….
….
….
У стены, где висели все значимые альбомы, когда—то записанные в студии при ДК, Лера вдруг поняла, что идти дальше она не в силах. Позади, там, где лестница – глаза. Не карие, как на фотографиях Пака, не белые мраморные. Призрачные.
Призрак Паркера Джонса мерещился Лере повсюду. Когда она возвращалась домой в плотной завесе темноты, невидимая тень скользила по стенам кирпичных домов. Тень не пугала ее, и не преследовала. Скорее хотела убедиться, что Лера благополучно вошла в подъезд, поднялась на лифте на седьмой этаж и сунула ключ в замочную скважину. Если Леру пытался кто-то обидеть, невидимый защитник тихо возникал за спиной. Призрачный Паркер Джонс подбадривал, когда ей было трудно. Вот и сейчас мраморный бюст пытался сказать – все хорошо.
Все яснее звучала песня Максима, от которой вот—вот и потекут самые настоящие слезы. Лера вздохнула, расправила плечи и решительно вошла в актовый зал, где ничто не изменилось с прошлого четверга. Пластиковое окно распахнуто настежь. Пыльная лепнина тянется по неровно выкрашенным стенам. Хрустальные люстры под потолком, в которых не горит ни одна лампочка, поблескивают словно кучи льда.
На репетициях Лера обычно занимала крайнее кресло в первом ряду, но сегодня присесть не решилась. Кто—то из зрителей порезал дерматиновую обивку, и на сидении зияла огромная дыра.
Он… Задел своей песней. Теперь мешает сосредоточиться и думать. Пришла с великолепной новостью, а он все испортил.
Он. Максим. Высокий, худой, с тремя яркими прыщиками на четко очерченном подбородке. Как будто ослеп у своей микрофонной стойки и глаза открывать не желал, не хотел замечать ее, Леру.
– Черт! – выругался он внезапно. Его коричневый ботинок запутался в мотке проводов, и он с трудом освободился, стряхнув пыльные петли.
Лера пошатала откидное сидение, чтобы скрипом привлечь к себе внимание. И хлопнула в ладоши. Из мятой коробки с пирогом шел чудесный запах ванили. Но Максим, как будто Леры и не было вовсе, ушел подальше от микрофонной стойки. Яркий луч софита ударил ему в лицо. Глаз Максим так и не открыл.
А вот и Славик, лучший друг Максима. Он извлекал из старенькой электрогитары вариации только что прозвучавшей темы и смотрел в пустой зал, будто бы он весь был забит публикой. Настоящий цвет его глаз определить невозможно, но Лера помнила, что глаза у Славика красивые, а когда он говорит о чем—то с воодушевлением – еще и очень выразительные. Вот Славик
