до ума жалкий, безвкусный обед, который Маша приготовила мальчикам.
Я успела покормить ребят, почитать им русские сказки, уложить для послеобеденного сна. Потом мы еще погуляли по саду, и я издалека увидела, как Александр, пошатываясь, налетая на предметы и чертыхаясь, направился к дому. Так что первое купание Коли и Пети в собственном бассейне случилось ближе к ночи.
А потом приехала усталая и возбужденная Василиса. Бросила яркие пакеты с покупками на пол в гостиной, крикнула Маше, чтобы принесла ей холодной воды и нарезанную дыню. Упала на шезлонг у раскрытой террасы и стала показывать мне документы и счета от пластического хирурга.
Я только ахнула. Хороший сегодня был улов у этого портняжки, который перешивает богатых дур по их самым безумным фасонам.
Василиса выбрала для себя все самое большое – губы, груди, ягодицы. Но это будет осуществляться по этапам. Стоимость этапов и была самым интересным в договоре. Для меня, по крайней мере. Результат уже предсказуем и непоправим, что очевидно. Надежда лишь на то, что не будет внутренних осложнений. Внешне это все и задумано как великое осложнение. А суммы такие, что я никак не могла приложить их к тому магнату, который проковылял недавно от бассейна по дорожке, оставляя за собой алкогольный туман. В какой области он магнат?
Интуиция мне подсказывала, что этот вопрос Василисе лучше не задавать. Она подсказывала мне и другое: рано или поздно картина сложится. Если не спрашивать Василису ни о чем и не будить ее подозрительность, обо всем проболтается сама.
Забавный момент. Я дала ей чеки на детские игрушки и тряпочки – это были очень маленькие суммы по самым нищенским понятиям, а она надулась, как от угрозы банкротства. Потом сказала:
– Ладно. Оставь. Я добавлю это, когда буду чек тебе за неделю выписывать. Но в следующий раз спрашивай, можно ли что-то купить. А то будет за твой счет.
Я кивнула, мило улыбнулась и шепнула в свой стакан с водой: «Хабалка».
Мы еще с ней посидели, потом разошлись по своим спальням. У Василисы она не просто отдельно от мужа, но в противоположном конце коридора. Она объяснила это тем, что у него бессонница и он врубает по ночам громкую музыку.
Моя комната – почти напротив его спальни. Я открывала дверь ключом и услышала мужские голоса в комнате хозяина. Один – его, другой того непонятного типа – Григория, который выгуливал в саду риджбеков.
– Сань, говорю же: я видел его сегодня в банке Лос-Анджелеса, – говорил Григорий. – Точно он. Илюха – следак из московской прокуратуры. Нос его длинный, глаза, как у шакала.
– Ты ж сказал, он в Лондоне живет?
– Так он там и живет, только что погуглил. Что-то ему тут надо.
– Он тебя узнал?
– Вроде не видел.
– Но ты точно уверен? Следак хромал. А этот?
– Так этот вообще в инвалидном кресле сидел. Забыл, что ли? Хмырь ему же позвоночник прострелил тогда, в Люберцах. Мы думали – все. А его откачали. Но позвоночник, видно,
