Александра – дело почти безнадежное. И уж ежели спокойный Шурик завелся, то пора истерику прекращать. Палка уже перегнута. Пора брать себя в руки и успокаиваться.
Честно говоря, отношения с телохранителями, то есть, в сущности, с прислугой, у нее сложились какие-то неправильные. С невысоким, шустрым Женькой более демократичные, со здоровенным Саш кой – посдержанней, но все равно более близкие и доверительные, чем это обычно между хозяйкой и обслуживающим персоналом полагается. Естественно, на людях все трое держали дистанцию, мужики ей почтительно «выкали», а Ёлка свысока отдавала приказы, но вот, когда теплая компания оставалась без свидетелей, вели все трое себя почти на равных.
С Элкиной точки зрения, это было нормально – вообще-то мужчины жизнь ее берегут, себя подставляют, чтобы хозяйку не зацепило, да и находятся они рядом с ней почти круглосуточно, так ведь это ж невыносимо было бы постоянно на официозе общаться. А телохранители к Ёлке успели привязаться настолько, что относились к ней скорее как к младшей любимой сестре, а не хозяйке, поэтому и шкуру ее берегли от чистого сердца и самозабвенно.
И, соответственно, позволяли себе обращаться с ней, как с младшей сестрой. Любимой, конечно, но порою такой бестолковой!
Вот и сейчас, находясь втроем в одной комнате, разговоры они вели ну никак не официальные. Элка по комнате носилась, орала и крышкой чемодана хлопала, а мужики по углам сидели и тихо над ней подглумливались.
– Эл, тебя чего так подорвало-то? – Александр подошел к девушке и заглянул ей в глаза.
– Да тошно мне чего-то… – пожала плечами Ёлка, глядя на Шурика снизу вверх. – Мне Валерку очень жалко. Я вообще не понимаю, как с ним такое могло случиться! Вот ты же тоже не веришь, что он сам себе эту дрянь вколол? И я не верю. Не такой он был человек.
Женька присел перед набитым ненужным хламом чемоданом и принялся флегматично по одной штуке этот самый хлам из баула вытаскивать – предварительно каждую ненужную вещь рассматривая, цокая языком и покачивая головой.
– Да никто в это не верит. Валерка действительно не мог. Вова-первый – мог, он у нас иногда срывается и глупости всякие творит. Даже я бы мог – у меня тоже редко, но бывает, что планка падает. А вот Валерка – не мог. А ты зачем с собой утюг брать собралась? И ты где его вообще взяла? – проговорил он.
– Утюг? Какой утюг? – не сразу сообразила Элка.
Евгений двумя пальцами за шнур, словно дохлую мышь за хвост, вытащил из чемодана небольшой дорожный утюжок.
– А! Утюг! Наверное, чтобы гладить. А взяла я его где-то здесь, в комнате. А что?
– Да ничего. Это я просто так спросил. Ты и утюг редко в одном месте в одно время пересекаетесь. Ух ты! И ножик в дорогу прихватила! Это-то тебе зачем? В Альпийских горах дорогу себе прорубать?
Женька вытащил из кучи тряпок давешний кард – острый как бритва клинок, бережно упакованный в ножны. Вещь эту Женька очень уважал и постоянно у Элки клянчил – то подарить просил, то выкупить
