что дело этак бодренько двигается к обеду, – скинули?
– Пыталися… – заявила рассказчица, – тока на нее навалилися, как заголосила на весь дрямучий лес невяселая птаха: «Звери добрые, убивают!!!» и так зацепилася хоботом, шо даже зятья отодрать не смогли! Ну тута, конечно, стали звери собираться. Ну медведь там… ишо царь пришел, в общем, лев и слон тоже…
– Так это в Африке что-ли было? – удивилась я.
– Ну… вроде… а може и нет… – засомневалась сочинительница, – а лев-то, как крикнет зычно так, шобы услыхали, высоко ведь: «Не трожьте енту труженицу, собаки! Вас маты кормила и поила, а таперича куцы ей, беременной, идти, в какое гнездо?!». «А… – разозлились кутяты со своими мужиками. – Она, сука, ишо и брюхатая! Давай, скидывай ее, гулящую! И как, зараза, только умудрилась в такой-то тесноте?!».
Время перевалило за полдень, а конца этому звериному сериалу не было видно. Андрей уже едва сдерживался, чтобы не выставить «сказочницу» из комнаты.
– … и опять… давай ее, горемычную, скидывать! А звери-то внизу плачут, видя горе такое! «Не сметь! – снизу рявкнул царь, то есть лев. – Мы, – говорит, – вас всех расстреляем!». А енти ему ответ дают, да похабный такой: «Расстреляешь, ежели пули добудешь, а пока заткни свою пасть!».
Время уже катилось к полднику и я осторожно спросила:
– Вера Петровна, у вас там ничего не подгорело, вроде запах какой-то нехороший…
– Нет! – припечатала бабка. – Плита сегодня сломалась, а новую тока через неделю привезут. Так вот, звери внизу волнуются воют и с ентими собаками разобраться не могут! А птаха-то, хоть и пузатая, в общем, на 9 месяце, вдруг осмелела али Паркинсон, что-ли, прошел, не ведаю, як изловчилась и перевернула гнездо с шакалами, а сама-то хитрущая, брюхом в гнезде застряла, а енти со своими мужиками вниз полетели. Висит горемычная и невяселая птаха вниз башкой и видит дятел с соседней сосны летит, переворачивает гнездо и делает ей предложение: «Куцы тебе с дитем одной, а мне жить негде, задолбал уже сосну! Давай вместе, сердешная, кантоваться, а ентих сюды не пускать!». Ну и обрадовалась птаха, сразу стала шибко вяселой! Ишо бы! И гнездо от оглоедов освободила и мужика нашла… осталось только пулемет купить!
– А пулемет зачем? – вконец ошалев, спросила я.
– Да шобы от ентих собак отстреливаться!
Едва мы в пятом часу вечера с облегчением вздохнули, как баба Вера вновь проявила инициативу.
– Сейчас про мужа птахиного разведенного, про того что с ежиком жил, да из тюрьмы вышел, расскажу…
И тут, на наше великое счастье, раздался голос ее дочери Оксаны, только что вернувшейся с работы. Баба Вера попрощалась и ушла, но к нашему ужасу, обещала вернуться!
Я часто вспоминаю народный фольклор в исполнении Веры Петровны Каменюки и, сопоставляя его с событиями, произошедшими позднее в Украине, вижу, насколько созвучен этот, хоть и бредовый, но с некоторым смыслом рассказ, тому безумию и мракобесию, пришедшему в многострадальную Украину.
А
