текучка, рутина. Ну вот так в общих чертах. Понятно?
– В общих чертах – да. Но все равно он мне не понравился.
– Это дело вкуса. Слушай, а ты сейчас куда? Может, позавтракаем вместе?
– О, нет. Мне на работе надо появиться, там меня уже заждались.
– Ну как хочешь, – Лямзин безучастно посмотрел на серое зимнее небо, и Александра почувствовала себя неловко.
– А давай вечером у нас? Приходи, близнецы будут рады. Митя все время спрашивает, когда же ты придешь и научишь его драться нунчаками. Правда, он и сам уже пробует, чуть не разбил вчера вазу. А Алиска, похоже, немного в тебя влюблена. Она сначала красится, а потом спрашивает, не собираешься ли ты приехать.
– Вот как, – засмеялся Лямзин. – Пожалуй, я куплю ей в подарок что-нибудь из подростковой косметики. Или ты против?
Александра пожала плечами:
– У нее все есть. Сначала я пробовала ей запретить краситься, а потом поняла, что это себе дороже. Все равно она купит какую-нибудь дрянь и намажется, а у меня нервы в очередной раз будут потрепаны. Я и подарила ей косметику в стиле а ля натурель и книгу по искусству нанесения макияжа. Теперь все в порядке – и Алиса «сыта», и у меня голова не болит.
– Тогда что ей подарить?
– Если честно – не знаю. Мне легче Мите выбрать подарок, чем Алисе.
– Ладно. Я что-нибудь придумаю сам.
Глава 4
Два года назад. 25 – 30 ноября
Красная божья коровка торопливо перебирала ножками, норовя спрятаться подальше от следящих за ней глаз. Илья подставил руку, предлагая забраться на нее, но коровка затихла, выжидая.
– Красивая. Откуда ты взялась здесь среди зимы? Не иначе как с фруктами прилетела, – он взял листок бумаги, лежащий на серванте, и поддел им букашку. – Иди сюда...
Но едва лист коснулся ножек божьей коровки, как она расправила крылышки и взлетела к потолку.
Илью почему-то охватила досада.
Он положил листок обратно на старинный сервант, мельком отметив, что это чек из какой-то мастерской, и прошел к столу. Хозяин дома был невероятно старомоден. Квартира выглядела так, будто на дворе не двадцать первый век, а середина девятнадцатого. Конечно, этому способствовало и обилие антикварных вещей, и убранство комнат – стены, затянутые белым штофом в витых золоченых рамах, и двери, украшенные десюдепортами – панно, расположенными над входом, с причудливой барочной резьбой. Тяжелые бархатные шторы на шелковой подкладке наверняка почти не пропускали свет. Но сейчас они были широко раздвинуты и подвязаны витыми шнурами с крупными массивными кистями.
На небольшом бюро у окна лежал резной перламутровый нож. Рукоять ножа была выполнена сверху в виде двух переплетающихся драконов, под ними причудливой вязью шли иероглифы. По центру ее украшал изящный золотой поясок с бриллиантовой крошкой. Один из иероглифов Илья знал хорошо, он означал «опасность». Второй вроде бы читался как «покой». Рядом лежал и футляр для ножа: с твердым кожаным покрытием снаружи, изнутри он был в
