платочек, отошла к окну и некоторое время стояла лицом к стеклу, словно бы борясь со слезами. Меня мучили недоумение, досада и стыд – но не столько за свою резкость, сколько за ее детскую несдержанность. Однако никто словно не заметил ее выходки, и скоро нас позвали к чаю. В тех краях тогда было принято пить чай в столовой и подавать к нему сытные кушанья, так как обедали мы днем. Я сел рядом с Розой, а стул по другую мою руку оказался свободен.
– Можно мне сесть подле вас? – произнес тихий голосок у моего плеча.
– Если вам угодно, – ответил я, и Элиза грациозно опустилась на пустой стул и прошептала, поглядев на меня с улыбкой, к которой примешивалась грусть:
– Вы так суровы, Гилберт!
Я передал ей чашку с чуть презрительной усмешкой и промолчал, потому что сказать мне было нечего.
– Но чем я вас обидела? – продолжала она еще жалобнее. – Не понимаю.
– Пейте чай, Элиза, и не говорите вздора, – ответил я, передавая ей сахарницу и сливочник.
В эту секунду у другого моего плеча я услышал голос мисс Уилсон, которая пожелала перемениться местом с Розой.
– Не будете ли вы так любезны уступить мне ваш стул, мисс Маркхем? – сказала она. – Мне не хочется сидеть рядом с миссис Грэхем. Раз уж ваша матушка полагает возможным принимать у себя подобных особ, значит, она не станет возражать и против того, чтобы ее дочь беседовала с ними.
Последняя фраза была произнесена, так сказать, в сторону, когда Роза уже обходила стол, но у меня недоставало благовоспитанности пропустить ее мимо ушей.
– Не будете ли вы так любезны, мисс Уилсон, объяснить мне, что вы имеете в виду?
Вопрос этот слегка ее смутил, но только слегка.
– О, мистер Маркхем! – ответила она, мгновенно обретая обычную невозмутимость. – Просто меня несколько удивило, что миссис Маркхем допускает в свой дом такую особу, как миссис Грэхем. Но, быть может, ей неизвестно, что репутация этой дамы весьма сомнительна.
– Это неизвестно ни ей, ни мне, а потому я буду весьма вам обязан, если вы меня и дальше просветите.
– И время, и место не подходят для подобных объяснений, но, полагаю, вы вовсе не так не осведомлены, как делаете вид. Ведь вы с ней, должно быть, знакомы не менее близко, чем я.
– Вероятно, даже более, а потому, если вы сообщите, что вам довелось услышать или вообразить в ущерб ей, возможно, я сумею восстановить истину.
– Не могли бы вы сказать в таком случае мне, за кем она была замужем и была ли?
Я онемел от негодования. Ни время, ни место не позволяли ответить так, как я предпочел бы.
– Неужели вы не заметили, – спросила в свою очередь Элиза, – как похож этот ее сыночек на…
– На кого же? – осведомилась мисс Уилсон холодно и очень сурово.
Элиза вздрогнула. Робкий намек предназначался только для моих ушей.
– Ах, извините меня! – произнесла она умоляюще. – Быть может, мне только почудилось… да-да, почудилось! – Но она бросила на меня
