Мне смысла в них никакого. Но после возвращения домой так сложно на чем-либо сосредоточиться.
КАРОЛИН. Томас, я знаю, ты не любишь об этом говорить, но война уже больше двух лет, как закончилась. Где ты был все это время?
ТОМАС. Я мало что помню. Что-то взорвалось. Потом я заблудился. Ничего не слышал, ничего не понимал. Что-то случилось с головой. Там были две голландские девушки. И клубника. И комната, полная часов. Потом я увидел корову, или что-то похожее на корову, на краю поля, а когда пошел туда, перед глазами все расплывалось, как при дожде.
КАРОЛИН. Да, это многое проясняет. Мы думали, ты умер.
ТОМАС. Я умер. Потом очнулся и понял, что мне не хватает твоей готовки. Именно тогда стало ясно, что с головой у меня непорядок.
КАРОЛИН. Готовлю я нормально. Разве что надо класть больше соли. Или меньше соли. Вкуса я теперь не чувствую. Может, паук забрался мне в рот, когда я спала, и откусил язык. Ты ничего не ешь. Превратился в шагающий скелет. Мне надо спечь пирог. Пирог ты есть будешь. Сил у тебя прибавится. Все получится. А когда тебе станет лучше, Ник устроит тебя в банк.
ТОМАС. Я не хочу работать в банке. Я ненавижу банк.
КАРОЛИН. Нет у тебя ненависти к банку. С чего тебе ненавидеть банк?
ТОМАС. Войну устроили банки.
КАРОЛИН. Не глупи. Банки войну не устраивают. Банки наживаются на войне. Банк всего лишь дом с деньгами. Как церковь. Только святости побольше. Я замечаю, что моешься ты нечасто. Вкуса я совсем не чувствую, но нос запахи немного улавливает. Принимать ванну давно у же можно. Ее вычистили и продезинфицировали. И пол я отдраила в прямом смысле этого слова. На нем можно есть, такой он чистый. Разве что немного пахнет отбеливателем. Тебе обязательно надо помыться. Ты пахнешь, как барсучья нора. Твоя сестра тоже не заходит в ванную комнату. Споласкивается в кухонной раковине после того, как все ложатся спать. Не знаю, где она справляет нужду, что малую, что большую. Может, на кладбище, как бродячая кошка. Если ты хочешь получить работу в банке, от тебя должно хорошо пахнуть. Сам банк воняет жадностью, но тамошние работники должны пахнуть, как весенний луг.
ТОМАС. Не пойду я в банк. Лучше буду работать в поле.
КАРОЛИН. В поле? Что ты собираешься делать в поле? В каком поле?
ТОМАС. Я буду скирдовать сено.
КАРОЛИН. Ты не хочешь скирдовать сено. От сена ты будешь чесаться. Мы нанимаем бедняков, чтобы они делали это для нас. Фермеров и им подобных.
ТОМАС. Я должен делать что-то руками. Что угодно, кроме убийства. С убийствами я завязал. Больше никаких убийств.
КАРОЛИН. Хорошо. Расслабься. Может, тебе лучше отдыхать, пока ты окончательно не поправишься. Но что тебе надо прекратить, так это отираться на кладбище со своей сестрой. Я должна сказать тебе, Томас, пусть я и сожалею, что мне приходится такое говорить, но я думаю, она сходит с ума, как и Дженна. Может, безумие – это наследственное. Со мной как раз все в порядке. Должно быть, им оно передалось от отца. Он же из греков. Вероятно, они все безумные. Не зря их цивилизация рухнула. Слава Богу, я – нормальная. Кто-то в семье должен быть голосом разума. (Смотрит
